Он встал и сделал «поворот кругом»; кошка соскочила на пол и спряталась под стулом, наемная барышня протиснулась в угол за кувшин с водкой, чтобы освободить место; солдаты прижались к стене рядом с ней, держа ружья «на плечо»; Альфред сиял от счастья и ощущения безопасности.
Майор обменялся с чиновником сердечным рукопожатием, непринужденно и бойко отбарабанил ему обстоятельства дела и попросил выдать желаемый паспорт.
Чиновник усадил своих посетителей и сказал:
— Хм, видите ли, я всего-навсего секретарь миссии, и мне бы не хотелось выдавать паспорт, когда сам посланник находится в России. Это слишком большая ответственность.
— Чудесно, так пошлите за ним.
Секретарь улыбнулся и ответил:
— Легко сказать! Он сейчас в отпуске, где-то в лесах, на охоте.
— Ч-черт подери! — воскликнул майор.
Альфред застонал, румянец сбежал с его щек, и он начал медленно проваливаться во внутрь своего костюма. Секретарь с удивлением проговорил:
— Для чего же чертыхаться, майор? Князь дал вам двадцать четыре часа. Взгляните на часы. Вам незачем беспокоиться, в вашем распоряжении еще полчаса. Поезд вот-вот придет, ваш паспорт будет здесь вовремя.
— Вы не знаете новостей, дорогой мой! Поезд опаздывает на три часа. Жизнь и свобода этого мальчика убывают с каждой минутой, а их осталось всего тридцать. Через полчаса я не дам и ломаного гроша за его жизнь. Клянусь богом, нам необходимо получить паспорт!
— О, я умираю, я знаю это! — возопил несчастный и, закрыв лицо руками, уронил голову на стол.
С секретарем произошла мгновенная перемена. Его безмятежность исчезла без следа, глаза и все лицо его оживились, и он вскричал:
— Я понимаю весь ужас вашего положения, но, право же, я не в силах вам помочь. Вы можете что-нибудь предложить?
— Кой черт, дайте ему паспорт, и дело с концом!
— Невозможно! Абсолютно невозможно! Вы о нем ничего не знаете; три дня тому назад вы даже не подозревали о его существовании. Установить его личность нет ни малейшей возможности. Он погиб, погиб, погиб безвозвратно!
Юноша опять застонал и, рыдая, воскликнул:
— О боже, боже! Дни Альфреда Пэрриша сочтены.
Тут с секретарем произошла новая перемена.
Прилив самого горячего сострадания, досады, растерянности неожиданно сменился полным спокойствием, и он спросил тем безразличным тоном, каким заговаривают о погоде, когда говорить уже не о чем:
— Это ваше имя?
Обливаясь слезами, юноша выдавил из себя «да».
— А откуда вы?
— Из Бриджпорта.
Секретарь покачал головой, еще раз покачал головой и что-то пробормотал. Затем спустя минуту спросил:
— И родились там?
— Нет, в Нью-Хейвене.
— А! — секретарь взглянул на озадаченного майора, который с бессмысленным выражением лица напряженно прислушивался к разговору, и как бы вскользь заметил:
— Если солдаты хотят промочить горло, здесь есть водка.
Майор вскочил, налил солдатам по стакану, и те приняли их с благодарностью.
Допрос продолжался.
— Сколько вы прожили в Нью-Хейвене?
— До четырнадцати лет. А два года назад вернулся туда, чтобы поступить в Йельский университет.
— На какой улице вы жили?
— На Паркер-стрит.
Майор, в глазах которого забрезжила смутная догадка, вопросительно взглянул на секретаря. Секретарь кивнул, и майор опять налил солдатам водки.
— Номер дома?
— Номера не было.
Юноша выпрямился и устремил на секретаря жалобный взгляд, который, казалось, говорил: «К чему терзать меня всей этой ерундой? Я и так уже достаточно несчастен!»
Секретарь продолжал, как будто ничего не замечая:
— Опишите дом. |