Мнение присяжных разделилось — девять голосов против трех, и теперь, затаив дыхание, все ждали самого главного.

— …признанные виновными в заговоре против законной власти и подстрекательстве к бунту приговариваются к десяти годам каторжных работ и бессрочной ссылке.

В зале возник шум. Кто-то из женщин — наверное, матери «заговорщиков» — рыдал от облегчения, кто-то роптал на мягкость приговора, кто-то переговаривался с кем-то… Судья постучал деревянным молотком, призывая к тишине, и завершил.

— Однако, учитывая специфические особенности Новой России, каторга и ссылка заменяются вечным изгнанием осужденных за пределы обжитых мест. Отныне, под страхом смертной казни, им запрещается приближаться к городам и селениям Новой России более чем на пятьсот верст иначе как по письменному распоряжению властей…

Окончание приговора потонуло в шуме, грозящем обрушить потолок кинозала…

* * *

— Может быть, останешься?

Отец и сын прощались на окраине города. Огромный обоз уже тронулся в свой бесконечный путь, но телеге, на которой был сложен скарб семьи Еланцевых, еще только предстояло дожидаться своей очереди. Отъезд ссыльных, из гуманных соображений, был отложен до весны — гнать людей в заснеженные леса Запределья, на верную смерть, было бы более жестко, чем подвергнуть их немедленной казни. К тому же отправлялись они в изгнание не одни — со многими из заговорщиков решили поехать их родители, невесты, друзья. А к изгоняемым крестьянам присоединилось немало односельчан, надеющихся на лучшую долю в необжитом краю. Стоит ли говорить, что большее их число составляли те, кто лишился своих «чудных» детей. Чудеса пугали привыкших к размеренной жизни и честному труду землепашцев.

Таким образом, население осколка Империи разом сократилось почти на четверть. Теперь это уже было не изгнанием, а переселением — как и всякий организм, Новая Россия наконец дала «отводок», а укоренится он на новой почве или нет — должно было показать время. Но большинство понимало, что это — естественный процесс, повышающий шансы горстки людей, затерянных в необитаемом мире, на выживание. Именно так распространялся в незапамятные времена человек по Старому Миру, в конце концов населив все, хоть сколько-нибудь подходящие для жизни клочки суши…

Отъезд сына не стал для Владимира Леонидовича неожиданностью. Он давно почувствовал его отчуждение и отлично знал, когда именно между ними пролег незримый рубеж. Что ж, это тоже был вполне естественный процесс…

— Нет, папа, — покачал головой Алексей, одетый по-походному, и посадил на повозку Ванечку, зачарованно наблюдавшего за вытягивающейся вдаль цепочкой телег и фургонов. — Я не останусь. Это давно решенное дело, и ты сам перестал бы меня уважать, если бы я передумал в последний момент.

— Но мы хотя бы увидимся еще?

— Не знаю… Все в руках Божьих.

Телега тронулась вслед за остальными, унося в неизвестность маленькую семью Еланцевых, а на обочине остались Владимир Леонидович и полковник Манской, снова терявший чудесно обретенную сестру и племянников…

Часть 5. Дороже золота

1

Мокрые стебли вырвались из рук, и Зельдович ушел в трясину по шею. С огромным трудом ему удалось зацепиться непослушными пальцами за какую-то чахлую растительность и вытянуть себя по грудь, но эта опора тоже оказалась ненадежной, и спектрометрист завис в неустойчивом равновесии.

«А вот барон Мюнхгаузен, — совсем не к месту всплыла в памяти прочитанная в детстве книга. — В такой ситуации не тушевался… Смело брал себя за волосы и вытаскивал из болота…»

Но у того хоть были волосы… Прическа Льва Дмитриевича мало того что оставляла желать лучшего, но и была перемазана жидкой грязью настолько, что сходила за набриолиненную.