— Пулеметы поставим тут и тут, — палец полковника указал будущие пулеметные гнезда на наскоро набросанном на обороте видавшей виды картыдвухверстки схематическом плане деревни. — Симоненко с расчетом — вот тут… Как полагаете, есаул, успеем окопаться до подхода неприятеля?

— Бог его знает, — безразлично пожал плечами есаул Коренных. — Люди устали…

— Значит, окопаемся, как сможем. Избы крепкие, рублены из толстого леса, легко сойдут за укрепления. Вам с вашими конниками, я полагаю, нужно будет затаиться вот тут: видите мысок… Я вам придам эскадрон Зебницкого.

«Эскадроном» нескольких драгун под командованием штаб-ротмистра Вацлава Зебницкого он называл больше по привычке и из-за взрывного темперамента его командира-шляхтича, не согласного на понижение в должности ни при каких обстоятельствах.

— Если все сложится, как я предполагаю, удар с фланга будет нелишним.

— Раз надо — затаимся, — равнодушно глянул на «карту» казак. — Нам не впервой.

Полковник внимательно взглянул на собеседника.

За то короткое время, что Владимир Леонидович был знаком с есаулом, он успел узнать его как храброго и умелого бойца, не унывающего ни в какой ситуации. Конечно, сейчас все устали, но… Если уж и он настолько равнодушен к завтрашнему бою, то дело плохо.

Почувствовав взгляд командира, казак поднял голову. Серые упрямые глаза из-под выгоревшего на солнце чуба глядели спокойно, но где-то в глубине затаилась смертная тоска. За годы войны офицер нагляделся подобного вдосталь и знал, что это означает.

— Я это… — чуть замялся казачий офицер. — Ребятам своим велел в чистое переодеться, чтобы как водится, значит… Вы бы тоже…

— Отставить похоронное настроение! Что вы, в самом деле, Алексей Кондратьевич?

— Да вот…

Напряжение, витавшее в воздухе, снял неожиданный стук в дверь.

— Войдите!

В дверь просунулась чуть помятая физиономия вестового Лавочкина.

«Спал, зараза! — зло подумал Еланцев. — Эх, настоится он у меня в карауле… Хотя… Какой теперь караул?..»

— Разрешите, вашбродь?

— Чего тебе, Лавочкин?

— Да вот… Старикан какой-то местный вас добивается.

— Гони в шею.

«Наверняка будет уговаривать сдаться без боя, — подумал полковник. — Чтобы родное село не пострадало. Патриот болотный, так его…»

— Да я гнал уже. Он твердит, что важное дело у него.

— Тогда зови, — сменил гнев на милость офицер: он питал некоторую надежду на мужское население деревни — потомственные лесовики и охотники, бьющие белку в глаз, в грядущем сражении лишними не были бы.

— А-а-а! Агафангел Лукич! — изобразил Еланцев радушие при виде уже знакомого ему старца, местного старосты, размещавшего отряд на постой. — Чем обязан?

— По делу я к тебе, барин, — стрельнул едва различимым из-под лохматой седой брови выцветшим глазом на есаула старик.

— Ну и говори. От господина Коренных у меня секретов нет. Да ты присаживайся, милейший!

— Слыхал я, барин, — начал староста, угнездившись на подставленном ему казаком табурете, — что биться с супостатом вы тут собрались.

— Да, собрались, — кивнул головой, построжев разом, Владимир Леонидович. — И если ты пришел нас отговаривать, то сразу предупреждаю: напрасный труд.

— Разве вас отговоришь… — вздохнул старик, мерно оглаживая коричневой и узловатой, словно древесное корневище, ладонью сивую окладистую бороду.