Больше я ничего не слышал о своей подружке. Родители старались не поднимать эту тему. Вскоре я забыл обо всем: да, как ни удивительно, такое можно выбросить из памяти. Я вырос, женился, прожил вполне счастливую жизнь. Вот только я не сразу понял, что тот самый день меня не отпустит. Это как перелом: вроде все срослось и улеглось, а спустя годы все равно ноет. Знать бы только, что я сломал тогда…

Старик замолк. Он даже не заметил, что на нем теперь красовалась новая рубашка, волосы были аккуратно подстрижены, а щеки слегка смочены одеколоном. Он не слышал бульканья чайника и потому не обратил внимания на свежий чай на столе.

– Я испугался, – беспомощно повторил старик. – И мучаюсь до сих пор. А что, если бы я встретился с ней тогда? Ей бы это принесло хоть немного счастья?

– Не думаю, – ответила девушка, доставая из сумки большой сверток. – Скорее всего, она сама отказалась бы от встречи. Все считали ее наивным ребенком, но она понимала, что с ней что-то не так. Она постеснялась бы показаться другу детства, которого всегда тайком любила.

– Как бы я хотел узнать, что стало с Аней потом!

– Возможно, она просто выросла.

Человек в инвалидном кресле встрепенулся и первый раз внимательно посмотрел на свою сиделку.

– Как это?

– В это не так легко поверить, – задумчиво проговорила девушка. – Ваша подруга не походила на других, но это не означало, что она больна. У нее просто было очень длинное детство. Люди сокрушаются о жизни бабочек-однодневок, но ведь наш мир такой огромный. В нем есть создания, по сравнению с которыми они сами – как бабочки…

Старик не отвечал. Он тянулся дрожащей рукой к лицу сиделки, словно хотел прикоснуться к ее щеке или волосам. Девушка поняла его движение. Она улыбнулась и сняла очки с коричневыми стеклами.

Под ними оказались удивительные глаза – ярко-золотого цвета, которые уже никто бы не посмел назвать светло-карими. И в их глубине мерцали искорки, словно далекие звезды.

– Анечка! – потрясенно прошептал старик.

– Я здесь, Владик.

– Но ведь так не бывает!

– Я сама вначале не верила. А приемные родители поняли лишь незадолго до смерти. И знаешь что? Они, наконец, были счастливы.

– Тогда и я поверю, – срывающимся голосом отозвался старик, и его лицо просветлело. – Анечка, ты ходила к нашим тайникам?

– Да, много раз. Я перепрятала стекляшки у старой голубятни. И часто заглядывала в трещину на дубе, чтобы перечитать записки. Ты сказал верно, я была заперта, только не в своем теле, а среди тел других. Но теперь я освободилась. Можно все начинать заново. И первым делом я нашла тебя.

– Ты сейчас уйдешь?

– Нет, я буду здесь, с тобой, – юная сиделка запнулась лишь на мгновение. – Всегда.

Они смотрели друг на друга, соприкоснувшись пальцами, и тишину в комнате нарушало лишь легкое тиканье часов, похожее на шорох крыльев.

– Ну что же я, – в конце концов рассмеялась девушка и развернула сверток. – Чай вот-вот остынет. Посмотри, что я принесла: настоящий черничный пирог, по рецепту твоей мамы. Так что еще остались те, кто может тряхнуть стариной и сделать настоящую сметанную заливку!

О да, Януш Заремба терпеть их не мог! Он уставал от людей, которые приходили и что-то говорили ему, говорили – убеждали, просили, пытались доказать. Но у директора гостиницы, коей формально значилось Косое Подворье, должны были быть приемные дни.