– Почему не стреляешь, Нагулин!? – взревел у меня над ухом заместитель командира.

– Позицию выбираю, товарищ сержант, – как можно тверже ответил я, – надо пулеметы заткнуть, а то нас всех тут положат.

– Огонь, боец! А то я сам тебя сейчас положу!

– После боя расстреляете, товарищ сержант, а сейчас не мешайте, – зло ответил я и переполз на несколько метров влево, где от недавно простучавшей по насыпи очереди поднялось пыльное облако.

Продолжать испытывать терпение сержанта было просто опасно. Я на секунду прикрыл глаза, чтобы посмотреть на поле боя сверху. Наибольшую угрозу для нас сейчас представляли, как ни странно, не «Ганомаги», а два пулемета на проскочивших мимо нас мотоциклах. Эти немцы находились гораздо ближе к нашей позиции и били по ней куда прицельнее, чем пулеметчики с бронетранспортеров.

Я выбрал в качестве цели ближайший к нам мотоцикл, немного расслабил руки и плечи, вошел в боевой режим и резким движением чуть приподнялся над насыпью. Хлопок моего выстрела потерялся в треске пулеметных очередей и винтовочной пальбы. Я не стал смотреть на результат и сразу опустился за насыпь. Тем не менее, меня заметили, и в рельсы с гулом ударило сразу несколько пуль.

– Один есть, – сообщил я сержанту, еще раз воспользовавшись «видом сверху», – сейчас сменю позицию и заставлю замолчать второго.

– Уверен, что попал? – недоверчиво переспросил Плужников.

– Уверен, – я утвердительно кивнул, – но прямо сейчас проверять не рекомендую. Вот второго успокою, тогда будет безопаснее.

– Не рекомендует он… – начал сержант, но я его уже не слушал, быстро переползая еще дальше влево.

Выстрел! Висок дернуло резкой болью, но я даже не сразу обратил на это внимание. На этот раз появления моей головы над рельсами, похоже, целенаправленно ждали, правда, немного не там, где я на самом деле оказался. Но реакцию немец продемонстрировал отменную. Повезло еще, что в голову мне прилетела не пуля, а выбитый ей из насыпи камешек. Но звоночек для меня прозвенел очень нехороший. Если все время так подставляться под вражеский огонь, мой славный путь на этой планете может закончиться, толком не успев начаться.

– Готово, – кивнул я сержанту.

Пулеметный огонь на нашем фланге стих, и Плужников высунулся из-за насыпи, чтобы оценить обстановку.

– Трое из четырех немцев целы, – сообщил он, сползая обратно. – У пулеметов возятся. Один за мотоциклом лежит, но шевелится – ранен, наверное. А ты говорил, что двоих снял.

– Пулеметы молчат?

– Молчат, – согласился Плужников.

– Оба?

– Оба.

– Значит, я свою задачу выполнил. А теперь, товарищ сержант, у меня созрела разумная инициатива, но мне нужна помощь. Окажете?

Плужников ответить не успел. Нас прервали характерные хлопки выстрелов из немецких пехотных минометов. Глупо было бы надеяться, что передовая часть немецкой пехотной дивизии забудет взять с собой это компактное и весьма эффективное оружие. По штату у немцев такое изделие фирмы «Рейнметалл» имелось в каждом взводе, и сейчас мы имели удовольствие испытывать на себе, каково оно, когда тебе на голову сыплются пятидесятимиллиметровые мины.

– Ложись! – заорал сержант, явно знакомый с этим оружием противника.

Я-то и так лежал, а вот красноармейцы, сбившиеся в плотную группу вдоль насыпи справа от нас, отреагировали на команду не сразу. На первый раз нам повезло, и мины легли с недолетом, но играть в эту рулетку дальше было не просто опасно, а преступно.

– Товарищ сержант! Нужно отводить людей.