Не миновать обысков, арестов… Возможно, прольется новая кровь. Очень возможно. В Гарлеме все может случиться.
А «Скорая» уже мчалась по улицам города. Врачи хлопотали над девочкой: дали ей кислородную маску, в руку ввели иглу внутривенного питания. Но, похоже, все их усилия были тщетны. Темное личико малышки посерело, воздух со свистом вырывался из простреленной груди. А сколько крови! На полу, на бледно‑зеленой форме санитаров, на руках и на платье у матери…
– Она… выживет? – нарушила тревожное молчание мать девочки.
Генриетта Вашингтон подняла на врача полные слез глаза. Доктор отвел взгляд.
– Мы делаем все, что в наших силах, мэм. Генриетта как две капли воды походила на сотни и тысячи своих сестер по несчастью, именуемому нищетой. Безработная из Гарлема. Девочка, ставшая матерью в шестнадцать лет. Одна из тех, кому жизнь не дарит ничего, кроме обманчивых посулов.
Сколько раз казалось, что ей улыбнулась судьба! Сколько раз Генриетта верила, что уж теперь‑то все будет хорошо! И всякий раз оставалась у разбитого корыта и с новым младенцем на руках. Таким, как она, противозачаточные средства не по карману; вот почему к двадцати двум годам у нее было уже пятеро малышей.
Но Генриетта еще надеялась. Надеялась на лучшее – если не для себя, то хотя бы для детей. Надеялась на приличную работу; мечтала однажды встретить хорошего человека, который полюбит ее и будет заботиться о ней и детишках… Но сама понимала, что на это надежды мало. Хорошие люди обходят Гарлем стороной.
Правда, у Генриетты есть приятель, но он сам уж полгода как без работы, а на шее у него трое младших братьев и сестер. Как и Генриетта, он бросил школу в пятнадцать лет; как и Генриетта, живет на пособие или перебивается случайными заработками. Он все чаще приходит на свидания пьяным, и Генриетта его не осуждает. Оба они живут в преддверии ада, и дети их обречены еще до рождения.
«Скорая помощь», визжа тормозами, остановилась у больничного крыльца. Санитары уложили Динеллу на каталку и вывезли наружу. Она еще дышала, но еле‑еле.
В холле каталку окружили медсестры и сразу повезли в хирургическое отделение. Генриетта, утирая слезы, бежала за ними. Каталку вкатили в открытые двери. Женщина в нерешительности остановилась.
Подошедший мужчина в халате сунул ей ручку и какую‑то бумагу. Генриетта отпрянула.
– Что это? – испуганно спросила Генриетта.
– Нужна срочная операция! Подписывайте скорее! Едва ли понимая, что делает, Генриетта подписала согласие на операцию. Секунду спустя около нее уже никого не было. Грохочущие каталки с больными, озабоченные врачи – все заняты своими делами, и никому нет дела до Генриетты и ее горя.
Женщина снова начала всхлипывать. Сестра в больничной униформе обняла ее за плечи и увела в закуток, где стояло несколько кресел.
– Дорогая моя, врачи делают для вашей дочери все, что могут…
Голос сестры звучал мягко, успокаивающе, но сердце было полно тревоги. Она слышала слова врача: «Девочка в критическом состоянии… Шансов практически нет». Сестра не первый год работала в больнице, но есть вещи, к которым привыкнуть трудно… может быть, и невозможно.
– Что с ней сейчас делают?
– Думаю, останавливают кровь. Бедняжка потеряла много крови…
– Он в нее выстрелил… выстрелил прямо в мою дочку…
Остальные слова потонули в рыданиях.
Генриетта не знала, чья пуля попала в Динеллу – бандита или полицейского. Да и какая разница? Если Динелла умрет, не все ли равно, герой или злодей станет ее убийцей?
По внутренней связи в операционную вызвали Стивена Уитмена. Доктор Уитмен – один из лучших хирургов в городе, с энтузиазмом сообщила медсестра Генриетте.
– Если кто‑то и может спасти вашу дочку, то только он, – авторитетно заявила она, взяв несчастную мать за обе руки. |