А каждое лето ребята ездят вместе с ней в Ниццу. На целую неделю, подумать только, как щедро со стороны матери – целую неделю провести вместе с детьми!
«Что за бессердечная женщина эта Шарлотта! – с неприязнью подумала Мередит. – Неужели ей совсем не жаль детей?»
– Господи, как они, наверно, ее ненавидят!.. Или, может быть, надеются, что она вернется?
Ни то ни другое. Принимают Шарлотту такой, как она есть. У них ведь нет другой матери, так что сравнивать не с чем. Кроме того, я все время рядом. Дом мой в пяти минутах езды от офиса. Я стараюсь не засиживаться на работе допоздна, а они знают мой рабочий телефон и, если стряслось что‑то срочное, всегда могут позвонить. Выходные для меня неприкосновенны, а летом я каждый год беру отпуск и еду с ними на озеро Тахо. Только в этом году, к сожалению, не удалось – столько забот с этим акционированием… И, вы знаете, – задумчиво продолжал он, – нам хорошо вместе. Думаю, можно сказать, что у нас почти идеальная семья. Не совсем идеальная – потому что нет матери. Зато отец вкалывает за двоих.
– Почему вы не женились во второй раз? – спросила Мередит после некоторых колебаний. – Не так‑то просто в одиночку растить троих.
Кэл ответил не сразу.
– По мне, одному как раз легче. Не с кем спорить о методах воспитания. Некому доказывать, что ты прав. Сам принимаешь решения, сам воплощаешь их в жизнь, сам отвечаешь за то, что делаешь. Я предпочитаю полагаться только на себя. – Помолчав, он добавил: – Если совсем честно… Я доверился Шарлотте – и видите, чем это кончилось? Нет, больше я в такую ловушку не попаду.
– Но ведь не все женщины такие… – пробормотала Мередит.
– Может быть. Но лучше не рисковать.
Мередит хотела бы защитить честь своего пола; на языке у нее уже вертелось резкое возражение, но она прикусила язык. Может быть, Кэл ей и друг (точнее, может стать другом), но прежде всего – клиент. А с клиентами ссориться нельзя.
– Вижу, ее измена поразила вас до глубины души, – осторожно заметила она. – Вы подозревали что‑то подобное?
– Ни секунды! Я верил Шарлотте, как самому себе верю. А знаете, что меня сильнее всего проняло?
Кэл наклонился вперед, глаза его горели, он говорил глухим голосом, словно каждое слово давалось ему с трудом.
– То, как она гордилась своей порядочностью! Как же – изменяла мужу с одним‑единственным мужчиной, причем по любви. Почти что верная жена! Не то что другие, которые спят с кем попало… В конце концов она набралась храбрости и все мне честно рассказала. А мне ее честность вот здесь… – И он провел ладонью по горлу.
Мередит подалась вперед и положила руку на его напряженно сжатый кулак.
– Кэл, – негромко заговорила она, – я понимаю вашу обиду. Но прошло восемь лет. Не пора ли все забыть?
– Забыть? Надеюсь, вы не думаете, что я ночами не сплю, мечтая о мести? – усмехнулся Кэл. – Я давно все забыл. Но только глупец совершает одну и ту же ошибку дважды. Нет, я не стану класть голову на плаху! Ни одной хищнице не удастся больше поживиться моим сердцем. В самой счастливой супружеской жизни есть что‑то от гладиаторских игрищ, а я пока не жажду оказаться в пасти льва.
Мередит опустила глаза. Слова Кэла жестоки и несправедливы, но его трудно винить. Предательство Шарлотты оставило в его душе незаживающую рану. Может быть, самое лучшее сейчас – сменить тему.
– Сколько лет вашим детям?
Кэл вмиг преобразился. Нетрудно было догадаться, что он обожает своих детей.
– Мэри Эллен – четырнадцать, самый трудный возраст! Еще год назад мое слово было для нее законом, а теперь она спорит со мной по любому поводу, уверяет, что я отстал от жизни и стремительно впадаю в маразм. |