– Ну что ж, мы не так плохо устроились здесь, – сказал Ник. – У нас прекрасный итальянский кофе, теплая печь и на ужин спагетти. Все могло бы быть намного хуже.

– Да, – согласилась Делла, но при этом заметила, что он засунул слишком много дров в печь. Того, что осталось, им вряд ли хватило бы до утра. – Как мы будем есть спагетти? Пальцами?

– Слишком скользкие.

Ник допил кофе, взял лампу и зашел на несколько минут в кладовую, вернувшись с коробкой черствых сухарей.

– Мы не можем их съесть, но можем использовать их в качестве ложек. Неплохо я придумал?

– Блестяще, Ник, – улыбнулась Делла. Она обхватила колени руками и склонилась к печи, наслаждаясь теплом. – Для представителя высшего света вы слишком находчивы и даже экстравагантны.

– Экстравагантен? – Он вопросительно изогнул бровь. – Вы слишком щедро насыпали кофе.

– А вы дрова. Почти все дрова уже сгорели, а судя по сквозняку из-под этой двери, дом станет похож на морозилку, когда ночь закончится и огонь потухнет.

– Верно, но мы сможем сжечь этот ящик, а позже найти еще несколько вещей, которые помогут нам поддерживать огонь. – Он насмешливо улыбнулся. – Я постараюсь, чтобы вам было тепло и уютно, мисс Пятница.

– Та кукла, она наполовину из воска и будет прекрасно гореть…

– Нет! – Его улыбка исчезла, а в глазах появился мрачный блеск. – Она принадлежала ребенку, и я… я не смогу сжечь ее. Те вещи, с которыми играли дети, приобретают человеческие качества – пока вы этого не знаете, но когда у вас с Маршем родится ребенок…

Ник замолчал и отвернулся к печи, пробормотав проклятие, когда ручка чайника вновь обожгла ему руку. Девушка сидела неподвижно, наблюдая за язычками пламени, бегавшими по поленьям.

Он вымыл кружку и произнес довольно прохладным тоном:

– Краны здесь перекрыты, но, к счастью для нас, сторож оставил воду в чайнике. Вы не возражаете если мы вместе поедим из кружки? Это все, что у нас есть.

– Разумеется, не возражаю.

С англичанкой никогда нельзя быть уверенным, против чего она возражает, а против чего не возражает, – острие его ножа блеснуло, и Делла увидела, как его сильные руки открывают крышку банки. Он выложил дымящиеся спагетти в глиняную кружку и взглянул на Деллу:

– Подвиньте ваше сиденье к столу, и мы займемся спагетти, пока они не остыли. Горячая пища снова сделает нас людьми.

Делла повиновалась, и они вместе принялись за еду.

– Неплохо, а? – Ник вытер губы носовым платком и смахнул брызги томатного соуса с рубашки. – Должен сказать, mia, что с вами вполне можно высаживаться на необитаемом острове. Слышите? Землетрясение сменилось дождем.

Они вместе вслушивались в стук дождя по каменным плиткам дворика, и Делла думала о полевых цветах, об оливковых деревьях, черными тенями поднимавшихся из земли, и темных кипарисах, утоляющих жажду этим дождем. Италия весело блестела под солнцем, но погружалась в хаос во время бури.

Когда Делла повернула лицо к Нику, чтобы высказать ему свои мысли, то нечто в его лице заставило ее промолчать. Она увидела по его глазам, что он погружен в воспоминания, как будто давным-давно он уже сидел вот так на кухне в своем доме на холмах Тосканы, рядом с маленькой девочкой, заполнившей пустоту в его сердце, которую не удавалось заполнить жене. Он женился на ней потому, что его вынудили это сделать, – так часто случалось среди итальянской знати. Между ними не возникло ни внезапной любви, ни желания жить вместе. Их представили друг другу, а на другой день обручили, и затем – венчание в соборе и совместная жизнь, в которой не было места душевному теплу.