— У вас же нет предрассудков насчет брака?

— Только в отношении браков других людей. А что касается меня самой, моего брака, то я ничего такого не хочу знать, — невозмутимо сказала дама.

Распорядитель возвестил всем присутствующим о начале торжества. Толпа из сотни гостей забурлила и потекла в сторону банкетного зала. Сюнсукэ занял место за главным столом рядом с почетными гостями. Старый писатель весьма сожалел, что из своего угла не сможет видеть смущение в глазах Юити в начале церемонии. Те, кто мог видеть, говорили, что темные глаза жениха были необычайно красивы в этот вечер.

Банкет продолжался без перерыва. Согласно традиции в середине торжества жених и невеста поднялись со своих мест и покинули зал под аплодисменты. У сватов, супружеской пары, все спорилось в руках, когда они помогали молодоженам, этим взрослым детям. Юити долго мучился с галстуком, перевязывая несколько раз узел.

У подъезда стояла машина, а рядом с ней Юити и сват в ожидании, когда выйдет затянувшая свои сборы Ясуко. Сват, бывший правительственный министр, вынул сигары и предложил Юити. Молодой жених неуклюже прикурил сигару и посмотрел на дорогу.

Была не самая подходящая погода, чтобы ждать Ясуко в машине, к тому же хмель еще действовал на него. Двое мужчин прислонились к блестящему новому автомобилю, их лица то и дело освещали фары проезжающих машин. Они скупо перебрасывались словами. Сват говорил, чтобы Юити не беспокоился о матери, что он позаботится о ней на время свадебного путешествия.

Юити с радостью принимал трогательные слова старого друга своего отца. Хотя он думал, что стал совершенно бессердечным, однако в отношении матери оставался сентиментальным сыном.

В это время стройный мужчина, иностранец, пересек тротуар у здания напротив. На нем были костюм цвета яичной скорлупы и щегольской галстук-бабочка. Он подошел к припаркованному у тротуара автомобилю «форд» последней модели, по всей видимости его собственному, и вставил ключ. Вскоре следом за ним выбежал молодой японец, остановился посреди каменной лестницы, огляделся по сторонам. Он был одет в тонкий двубортный клетчатый костюм, сшитый на заказ. Его яркий лимонно-желтый галстук выделялся даже в темноте. В вечернем освещении его черные напомаженные волосы блестели, будто намокшие. Юити вздрогнул, когда увидел этого юношу. Это был тот самый гарсон из ресторана, куда он ходил на днях.

Иностранец поторопил юношу, и тот проворно и с непринужденностью вскочил на переднее место. Потом слева за руль уселся этот иностранец, громко захлопнув дверь. Машина мигом набрала скорость и умчалась.

— В чем дело? Ты в лице переменился! — сказал сват.

— Да, не привык к сигарам, видимо. Редко приходилось курить, вот и стало дурно.

— Нет, так не пойдет! Ну-ка верни мне ее! Я конфискую.

Сват вложил зажженную сигару в посеребренный портсигар и звонко захлопнул крышку. От хлопка Юити снова вздрогнул. В этот момент на выходе появилась Ясуко, переодетая в костюм для путешествия, в перчатках с белой каймой, окруженная провожатыми.

Вдвоем они поехали в автомобиле до токийского вокзала, сели в поезд, который отправлялся в 7.30 на Нумадзу, и без остановок следовали до Атами, их конечного пункта.

От счастья Ясуко чуть ли не витала в облаках; Юити было тревожно рядом с ней. Сердце его, доброе, всегда открытое для любви, вдруг превратилось в узкий сосуд, который не вмещал ее счастья. В его сердце скреблись невнятные чувства, в нем было темно, как в погребе. Ясуко сунула ему в руки свой любимый журнальчик. В глаза ему бросилось слово «ревность», набранное в содержании жирным шрифтом. Впервые он почувствовал, что мотив этот может быть связан с его темными импульсами. Кажется, из ревности проистекало его смятение.

К кому?

На ум ему сразу пришел тот юноша из ресторана.