Юити зашелся от хохота, когда услышал этот анекдот. Вдосталь насмеявшись, он вдруг замолчал, будто кто-то укорил его за веселье. И спросил:

— И сколько длится у этого балетного танцора с иностранцем?

— Года четыре, говорят.

— Четыре года!

Юити пытался представить этот четырехлетний срок с сидящим за столом напротив мальчиком. Почему у него возникло несомненное предчувствие, что тот восторг, который он познал позапрошлой ночью, никогда не повторится в последующие четыре года?

Тело мужчины сродни волнистой равнине, которую можно обозреть с одной точки до самого предела. Там нет ни прохладных родничков, открываемых в странствии каждый раз заново, как это происходит с телом женщины, ни пещер с их удивительными кристаллами. Эта тривиальная наружность стала воплощением чистой, зримой Красоты. В тот момент, когда мы разгорячены любопытством сексуального познания, страсть и любовь держат между собой пари. Впоследствии же дух, завладевая любовью, предает ее забвению или какое-нибудь другое тело потихоньку притягивает ее к себе.

Тот единичный опыт натолкнул Юити на аналогии: «Если б только моя любовь проявилась во всем совершенстве с первого раза, то обоюдным предательством было бы с нашей стороны — и моей, и партнера — копировать опыт той первой ночи. Преданностью партнера невозможно измерить мою собственную искренность. И наоборот. Вероятно, моя верность обретет какие-нибудь формы, когда я познаю бесконечное число „первых ночей“ с чередой других партнеров. Моя постоянная любовь, если говорить о таковой, это своего рода простенькая ниточка, которая протянется сквозь наслаждения „первых ночей“. В конце концов эта же любовь приведет меня к стойкой пылкой неприязни ко всякому, кого полюблю хотя бы раз».

Эту любовь Юити сопоставил с искусственной любовью к Ясуко. Его терзали обе эти любви. Им завладевало одиночество.

Пока Юити молчал, Эйтян праздно поглядывал на соседний столик, занятый компанией молодых людей. Они сидели, повиснув друг на друге. Теребили плечи, трогали руки — казалось, что они чувствовали непрочность этих уз, но едва ли сопротивлялись своей тревоге. Их отношения можно сравнить с привязанностью товарищей по оружию, понимающих, что завтра их ожидает смерть. Будто не в силах превозмочь себя, один из них поцеловал другого в затылок. Вскоре эти двое поспешно удалились, маяча бритыми затылками.

Эйтян проводил их взглядом, чуть приоткрыв рот. На нем был двубортный костюм в клеточку и галстук цвета лимона. К этим бровям, к этим векам, к этим кукольным мальчишеским губам прикасались губы Юити. Юити рассматривал своего товарища. Взгляд его был строгим. Не было ни одного закоулочка на теле этого мальчишки, ни одной родинки на его спине, которые бы он не исследовал. В той простой комнатенке он побывал однажды, но запомнил ее обстановку навсегда. Там была ваза для цветов, там был стеллаж для книг… Уж точно, в этой комнате ни один предмет не сдвинется с места, пока она сама не придет в упадок.

Мальчишка перехватил его холодный взгляд. Вдруг схватил под столом руку Юити. Тот резко вырвал ее. Отчасти его жестокость была умышленной. Юити тяготился своей постыдной черствостью к жене и, не зная, как справиться с этим, искал оправдание для недвусмысленной жестокости к тому, кого давно любил.