Некая пуританская часть ее существа требовала, чтобы она воспротивилась этой последней, оскорбительной для нее вольности. Но протестовать было невозможно. Граф Блэкмор целовал ее восхитительно и возбуждающе. Она даже и мечтать не могла вообще хоть когда нибудь встретиться с ним, а теперь он ее целует…

Все ее мысли смешались. Боже милостивый! Удовольствие от его поцелуя, как первый глоток шампанского, пробудило новые, незнакомые чувства в ее груди. Она прижалась к нему, испытывая острую потребность найти отклик своим желаниям, и он дал ей больше, чем она могла даже вообразить, наклонив ее назад и опуская спиной на обитое парчой сиденье.

Но тут карету тряхнуло, и граф, потеряв равновесие, вынужден был прервать поцелуй. Несколько мгновений он смотрел девушке в глаза, и вожделение постепенно исчезало с его лица, как цвет с отбеливаемого полотна. Тонкий луч лунного света пробежал по его застывшим чертам, высвечивая резкие линии его скул и носа.

Теперь, когда он так смотрел на нее, словно находясь в состоянии шока, Эмили с болью осознала всю скандальность их положения. В смущении она отвернулась.

– Простите, что я позволил себе зайти так далеко, – сказал он напряженным голосом. – Я не имел права пользоваться ситуацией.

– Прошу вас, не надо. Это не важно. Глаза ее наполнились слезами. Теперь он пытается проявить доброту, чтоб его!..

– Но это важно. Вы не из тех женщин… я хочу сказать…

– Я не из тех, кого вы обычно предпочитаете, – прошептала она, сгорая от стыда. – Да, я знаю.

– Я не это имел в виду. Скажем просто, что женщины вашего сорта запретны для меня, хорошо?

«Неправда», – подумала она. Граф и незначительная персона вроде нее? Это немыслимо! Она то не запретна для него. Но он определенно запретный для нее мужчина.

Джордан наблюдал за ней, тщетно пытаясь привести в порядок спутанные мысли. Судя по ее оскорбленному виду, зря он все это говорил.

Опытность всегда имела первостепенное значение в его отношениях с дамами. Крепкая, здоровая женщина, которую он мог бы так же быстро забыть, как и она его, – вот все, что ему нужно было от любовницы. Он лучше любого другого знал, что совращение девственниц – очень опасный спорт.

Но с Эмили… Боже милостивый, он все еще ощущал на губах ее вкус – яблоки со сливками и чуть чуть шампанского. А когда она разомкнула для него свои губы… Он возбудился при одной только мысли об этом.

Он чувствовал себя как ребенок, которому не дали вволю наесться сладостей, хотя он и знал, что может от них заболеть. Легкий запах лаванды, исходивший от волос девушки, наполнял карету, соблазняя его все больше и больше. Ему хотелось поближе узнать ее, всю ее, сорвать с нее одежду и прижиматься губами к каждой частичке ее нежного хрупкого тела. Проклятое вожделение…

– Послушайте, Эмили…

– Пожалуйста, не говорите больше ничего. Все в порядке. Я… я полагаю, что это полнолуние подействовало так… на нас обоих.

– Да, полнолуние.

Это было столь же удачное объяснение этого безумия, как и любое другое. Только полное умопомрачение могло заставить его утратить контроль над собой. Причем из за строгой маленькой дочери священника!

Из за строгой маленькой дочери священника, которая вполне может стать его женой, стоит ему допустить неосторожность. Сжав челюсти, он выглянул в окно кареты. В парке, слава Богу, теперь никого не было. Женитьба на Эмили Фэрчайлд обернулась бы для него настоящей катастрофой.