На дорогу у нас ушло больше времени, чем следовало. Довольно-таки часто они оставляли меня на тропе, чтобы я смог составить мулам компанию, и Люси уволакивала Джима в кусты. По большей части она делала это, чтобы меня помучить, и каждый второй раз возвращалась полурасстегнутая, чтобы дать мне взглянуть на те места, к которым мне не суждено было прикоснуться.

Ни одна из женщин, что встречались мне в жизни, не вела себя так жестоко и хладнокровно.

И все же я пытался оставаться с ней в хороших отношениях. Мне хотелось добраться хотя бы до ее наружных красот, если ничто больше мне не светило. И кто знает, вдруг мне повезет и побольше?

Что что бы я ни проделывал, она меня отвергала.

Она с презрением относилась даже к моим байкам. Джиму столь же нравилось их слушать, как мне — рассказывать. В первый же вечер, когда я рассказал свою коронную историю о скво с двухголовым младенцем, она просидела у костра вздыхая и закатывая глаза. А история была такая. Одна из голов любила сосать молоко из одной груди, а другая столь же страстно рвалась к другой. Беда была в том, что каждая голова хотела сосать из соседней груди, так что бедной скво приходилось во время кормежки держать младенца вверх ногами. Тогда маленький уродец сосал в свое удовольствие. И кончилось все тем, что он так привык находиться вверх ногами, что так и не научился ими пользоваться. он ходил на руках, болтая ногами в воздухе, и в один прекрасный день утонул, переходя вброд ручей, где глубина была чуть выше пояса.

Так вот, Джим едва не помер со смеха, когда я рассказывал эту байку, а Люси вела себя так, словно желала мне или помереть, или заткнуться.

Не успел я начать новую историю, как она мне сказала:

— Джордж Сойер, вы настолько же грубы, насколько долог день. Я предпочту, чтобы меня укусила змея, чем выслушаю еще одно ваше отвратительное вранье.

— Но почему, он же правду рассказал, — заступился за меня Джим.

Она посмотрела на него. Глазки у нее были симпатичные и поблескивали в свете костра, но тепла в них было ни капли.

— Если ты веришь, что все это правда, дорогой мой Джимми, то значит у тебя в голове вместо мозгов опилки.

Дорогой мой Джимми посмотрел на меня и нахмурился, пытаясь собраться с мыслями.

— Так ты все наврал?

— Еще ни одно слово лжи не срывалось с моих губ. Да я сам видел, как парнишка утонул. Обе головы у него были в ручье, а ноги дергались, как у висельника.

Джим повернулся к Люси, приподнял брови и сказал:

— Поняла?

— Все, что я поняла, — огрызнулась она, — так это то, что один из вас брехливый дурак, а второй — идиот. И я начала задумываться, зачем я вообще с вами связалась, Джеймс Биксби.

Весь дух из Джима вышел, словно воздух из проколотого воздушного шарика. Ужасное было зрелище. Он съежился возле меня и молчал, а Люси отошла от костра и закуталась в свои одеяла.

Я попытался его развеселить.

— Не хочешь послушать историю о том, как я провалился в зыбучие пески, и…

— Не могло этого быть, — пробормотал он и посмотрел на меня так, словно застукал с пятым тузом в руках. — Провались ты в зыбучие пески, Джордж, ты бы сейчас был покойником.

— Да, мог быть покойником, не окажись у меня под ногами такой кучи скелетов, что я приспособил их вместо лестницы, и…

По его глазам я понял, что он снова начинает мне верить, а сомнения его понемногу растворяются. Но тут его неожиданно позвала Люси.

— Слушай, уйди от этого безбожного враля. Немедленно. Я замерзаю. Шел бы лучше меня погрел.

Едва Джим это услышал, как тут же вскочил и умчался к ней.

Я остался один и стал прислушиваться к веселому потрескиванию костра, шороху ветра в деревьях и стонам и визгу Люси, очень похожим на звуки, которые издает свинья, когда в нее тыкают горячей кочергой.