Владимир Свержин. Заря цвета пеплаИнститут экспериментальной истории – 17
Я в Мордор нес кольцо — и вдруг цыгане…
Пролог
Маленькая рыбка лучше большого червя. Лорд Баренс нажал кнопку на пульте и произнес бархатистым голосом царедворца: — Обратите внимание… — Спаситель обращал воду в вино, Мерлин — одного мужика в другого с целью создания третьего. Во что будем обращать внимание? — Сергей Лисиченко придал лицу выражение насмешливой заинтересованности. — Пока что в молчание, — с легким недовольством ответил гуру разработчиков Института Экспериментальной Истории. — Не, ну это как-то совсем не прикольно… — Лис, погоди! — прервал друга Вальдар Камдил, готовый с надлежащим почтением выслушать, ради чего их, входящих в десятку лучших институтских оперативников, вытащили из тренировочного зала пред ясны очи научных светил. Между тем экран ожил, открывая взорам кабинет, убранный с царской роскошью в довольно строгом стиле. За столом, склонившись над бумагами, сидел человек в зеленом, с высоким красным воротом, камзоле, пудреном белом парике и что-то писал отточенным гусиным пером. Послышался негромкий стук, дверь приоткрылась. — Ваше императорское величество, позвольте доложить. Прибыл граф Суворов. — Зови. — Но… — докладывающий замялся, — позвольте сказать. Его сиятельство одет не по форме: в мундир времен покойной государыни. Император вышел из-за стола, оглядел склонившегося перед ним вельможу и процедил сквозь зубы: — Что он смутьян, я знаю. Касательно же сути — граф Александр Васильевич стоит десятков иных военачальников, одетых надлежаще. Зови!
— Это что же, Павел Первый, он же последний? — уточнил Лис. — Он самый, — подтвердил лорд Баренс. — А в гости к нему, как вы, несомненно, поняли, сам фельдмаршал Суворов пожаловал.
Между тем придворный скрылся за дверью, а в кабинет стремительно вошел, почти вбежал сухощавый пожилой мужчина, подвижный, словно пламя свечи на ветру, с забавным хохолком седых волос над высоким лбом. Император страдальческим взглядом смерил великого полководца: — Я вижу, русскому Марсу нет дела до указов царских. — Опасаюсь, ваше величество, что в мундире том я уж буду не Марс, а статуй Марсовый. В шагу жмет-с и на голову давит. А в таком положении мне службу на благо Отечества исполнять не подобает. Павел отступил на шаг и отвернулся, чтобы Суворов не увидел его недовольной гримасы. Он искренне считал фельдмаршала одним из главнейших сокровищ короны, но строптивость и едкие речи лучшего из военачальников выводили его из себя. Нынешний российский монарх, большую часть дней своих проведший в размышлениях и военных учениях вдали от роскошного двора Екатерины, был убежден, что все решают порядок, железная дисциплина и чинопочитание. Чуть в сторону, и совершенное строение рухнет! Суворов же все делал насупротив, и не втолкуешь. Однако ж, как бить врага, так виктория неизменно сопутствовала ему. Сочтя за благо на сей раз пренебречь формальностями, Павел вперил в собеседника немигающий взгляд. — Мой августейший собрат, император Священной Римской империи, и его кригсрат, сиречь военный совет, желали бы видеть вас, Александр Васильевич, во главе союзной армии. Оная же отправляется в италийские владения Австрийской империи, дабы изгнать неприятеля, искоренив тем самым ядовитую поросль вольтерьянства, и остановить кровавое безумие, именуемое этими гнусными цареубийцами революцией. Что скажете? — Я польщен их выбором и верю, что русский штык над французским всегда возобладает. |
