Внезапно в раздевалке вспыхнул свет, и у Карла осталось несколько секунд, чтобы принять решение. Дверь в раздевалку распахнулась и вошел Торренс. В дверях он помедлил. Оттуда он мог видеть всю раздевалку, за исключением душевой.

– Выходи, тогда никто не пострадает. У меня пистолет, я им обязательно воспользуюсь.

В голосе Торренса не слышалось никакого беспокойства. Карлу же приходилось силком заставлять себя не мандражировать.

– Считаю до трех. Если не выйдешь, я стреляю.

Карл подумал, не сдаться ли ему. Возможно, ему удастся убедить Торренса, что он пришел еще немного позаниматься. Затем он вспомнил, что прячется, что одет в черное и на голове лыжная шапочка и что он не обратился к Торренсу за разрешением на дополнительные занятия. Торренс сдаст его полиции или просто пристрелит. Полиция выяснит, что он записался на занятия под фальшивым именем. Его выгонят из школы. Это убьет мать.

Торренс сосчитал до трех. Затем вздохнул.

– Ладно, парень, потом не говори, что я тебя не предупреждал.

Каратист пошел вдоль шкафчиков к душевой, четко видя только одну часть раздевалки. Он уже прошел три четверти пути, когда Карл упал на него из узкого промежутка между потолком и шкафчиками, разделяющими раздевалку. Торренс споткнулся и выронил пистолет. Расстояние между шкафчиками было слишком узким и не давало противнику Карла возможности повернуться. Юноша ударил инструктора сзади, заставив его упасть на колени, и слегка придушил. Теряя сознание, Торренс все еще пытался дотянуться до пистолета.

Глава двенадцатая

Рассказ о столкновении с Марком Торренсом утомил Карла. Он потянулся к стакану воды, стоящему на столике у кровати, и отпил глоток.

– Вы рассказали генералу Уингейту о вашем «подвиге»?

– Не прямо. В газете появилась статья о том, что побили обладателя черного пояса. Я вырезал ее и анонимно переслал ему.

– Что случилось после того, как вы послали вырезку?

Губы Карла искривились в циничной улыбке.

– Генерал ни разу не упомянул о статье, но он наверняка получил ее, потому что через несколько недель меня призвали в армию.

– И вы считаете, что это дело рук Уингейта?

– Сначала я так не думал. Я даже обратился к нему за помощью. К тому времени у меня уже была стипендия в Дортмунте, на весь период обучения. Генерал был единственным человеком, который мог помочь, как мне казалось. Мне с трудом удалось с ним связаться. Я звонил и звонил, но он не перезванивал мне несколько недель. Я уже почти сдался, когда он позвонил и сказал, что будет в выходные в Калифорнии. Я так надеялся на эту встречу!

– И что он сказал?

Карл выглядел так, будто воспоминания об этой встрече вымотали его до предела. Он закрыл глаза и только тогда заговорил:

– Уингейт был прямолинеен. Он сказал, что не может помочь мне избежать призыва, поскольку считает, что я должен идти в армию. Он напомнил мне, что мы ведем смертельную борьбу против коммунизма, и спросил, смогу ли я ходить по студенческим вечеринкам и на футбол, когда парни моего возраста отдают жизни за свою страну. Еще он сказал, что из меня получится великолепный солдат, а после армии я смогу закончить образование.

– Как вам понравился его совет?

– Я совсем запутался, но Уингейт… он был так убедителен, объясняя мне, что это трусость – не выполнить свой долг перед страной.

– Вы старались избежать призыва?

– Нет. В конечном итоге я просто сдался. Генерал убедил меня, что это мой долг и что я буду всю жизнь жалеть, если сейчас уклонюсь от службы.