Тревельян обвел взглядом навесы с тюками шерсти. Судя по их количеству, сервы могли появиться в любой момент.

– Прилетят те, кто торгует, дает за шерсть ножи и гребни. Прилетят, а Тза примется скакать у их корабля и вопить: безволосые! Проткну вам брюхо копьем! Сдеру шкуру и натяну на барабан! Паршивые хххфу, смердящее мясо! Пропляшу танец победы на ваших костях! Скажет так, они обидятся и улетят. Навсегда! И не будет больше ножей и гребней.

Челюсти у старейшин отвисли, когтистые лапы затряслись.

Потом Рахаш с размаха всадил в землю стамеску и разразился яростным воем:

– Оууаоуоу! Голова без ума! Отродье большой молчаливый! Двадцать толстый палка!

– Тридцать короткошерстному! – взвизгнул Шарбу-второй.

Мастера закивали, мгновенно осознав выгоды толерантности.

– Нет, – промолвил Ивар, – тридцать и даже двадцать палок слишком много. Тза протянет ноги, никогда не поумнеет и шерсти с него не получишь. Вот десять – в самый раз! И палка должна быть такой толщины. – Он поднял руку с двумя сомкнутыми пальцами. – Такая, и не больше!

Осмотрев его ладонь, Рахаш сделал знак согласия и повторил:

– Такая, как ты показать. Мы уважительно к тебе, к твой самка и твой друг большой безволосый с шишками. Никто его не обижать!

– Это мудро, – сказал Тревельян и поднялся. – Безволосый не очень ловок, но он сильнее ночного молчаливого. Наступит на Тза ногой, будет шкура с мелкими костями. Лучше уж десять палок!

С этими словами он повернулся и зашагал к окраине селения.

Стайка ффа'тахх, уже вкусивших утреннюю трапезу, увязалась следом.

Дословно ффа'тахх означало «те, кто бегает на четвереньках», то есть попросту дети – они и впрямь в первые годы жизни перемещались в основном на четырех конечностях. Малыши у лльяно были на редкость милые, похожие на медвежат в пушистых шубках, с почти лишенными волос мордашками. Десять или двенадцать, ворча и повизгивая, плотно окружили Ивара, вцепились в штанины и заверещали:

– Шшккл, шшккл, шкклл! Сладкий-черный дай! Шшккл! Оууу-аа!

– Дай, дай, дай! Шшккл, сладкий-черный!

Он знал, что Алиса таскает маленьким лльяно шоколад. Это не было нарушением правил – их метаболизм не слишком отличался от человеческого, и знакомец Ивара на Гондване ел земную пищу без неприятных последствий. Сладкое лльяно любили. Памятуя об этом, Ивар взял с собой шоколад и сейчас принялся ломать плитку, оделяя малышей вожделенным лакомством.

Они отстали только на лесной опушке, у рощицы хх'вадда.

Миновав заросли гладких желтых стволов, Тревельян очутился на морском берегу, вблизи здания базы. Он неторопливо зашагал к приплюснутой серебристой полусфере, связанной щупальцами тоннелей с ангаром, складом экспонатов и хозяйственными блоками, но вдруг замер, подняв взгляд к лазурным небесам. Предку хотелось поговорить. При жизни Питер Тревельян-Красногорцев по прозвищу Командор был человеком общительным; переместившись в памятный кристалл, он не избавился от этой привычки.

«Чем занят, мальчик мой?»

«Решаю дипломатические проблемы».

«Успешно?»

«Разумеется. Десять толстых палок по хребтине», – сообщил Ивар и принялся рассказывать деду про наглеца Тза и приговор старейшин.

Хотя Командор находился в двенадцати мегаметрах от планеты, это не было помехой для ментальной связи. Дистанция не космическая; на таком расстоянии они могли общаться столь же свободно, как если бы памятный кристалл оставался в виске Тревельяна.

Выслушав его, дед с минуту раздумывал над услышанным, потом заметил:

«В каждом племени есть молодые дураки.