— Потому что, и Вы можете мне не верить, я тоже ненавижу Роберта. И опять же, можете мне не верить, но я лучше буду здесь, с Вами, чем с моей семьей. Даже, невзирая на то, что Вы ведете себя как невоспитанный зверь.

— Может, ты перестанешь обзывать меня.

— Может, Вы дадите мне причину перестать.

Пока что она разговаривала с ним любезно. Она даже улыбалась ему, что его, очевидно, сбивало с толку. Хорошо. Это было начало. Заинтересовать его. Застать его врасплох.

— Почему ты ненавидишь своего брата?

Она никогда никому не рассказывала, только Альфреде. Ей не следует делиться с ним причиной, но внезапно она заговорила.

— Он ненавидел меня с рождения, я не знаю почему. Но он приходил ко мне в комнату посреди ночи, зажимал мне рот рукой и бил меня в те места, где синяки не будут видны. Даже обещал убить, если я на него пожалуюсь. Я была слишком маленькой, чтобы догадаться запереть дверь на ночь. Кажется, мне было четыре или пять. Большинство людей не помнят ничего из раннего детства, но побои Роберта это не то, что я смогу забыть, и до сих пор не могу простить. Когда он избил меня в последний раз, то после этого сильно заболел и провалялся в постели несколько недель, и поделом ему.

Это случилось после того, как Альфреда узнала, что делал Роберт, и стала спать на матрасе в комнате Брук, еще и запирать дверь на ночь, чтобы предотвратить последующие полуночные визиты. Альфреда делала так почти два года, пока Роберт не перестал пытаться проникнуть в комнату, когда понял, что дверь всегда закрыта.

— Ты пожелала ему заболеть?

Девушка рассмеялась.

— Считаете, что я могу исполнять желаемое?

— А ты можешь?

— Я не думала, что Вы суеверны… хотя, на самом деле, должно быть так, раз Вы верите, что прокляты. Но если бы я обладала таким даром, то меня бы здесь не было, не так ли? Я бы наслаждалась Сезоном в Лондоне, как мне и обещали.

— Это всё? Разве ты не хотела бы чего-нибудь более значимого?

Внезапно она поняла, что они спокойно разговаривали, и ни один из них не рычал и не взрывался.

— Сезон в Лондоне я ждала последние два года.

Это ожидание делало последние два года терпимыми. По крайней мере, они были лучше, чем предыдущие. У нее было что-то, чему можно порадоваться. У той поездки должен был быть хороший конец, возможно, даже счастливый. Поездка обещала освобождение. Но и этот мужчина тоже мог дать ей эти же вещи, не так ли? По крайней мере, освобождение.

После этого она почувствовала раздражение, услышав, как он сказал:

— Ты же понимаешь, что у меня нет причин верить твоей истории про брата? И есть все причины не верить тебе.

— Правда! Но у меня нет нужды убеждать Вас в чем-либо, так что мне все равно, если Вы не поверите. Вы спросили, я ответила. И пока мы признаемся…

— Мы ничего не делаем.

Она это проигнорировала.

— Я должна предупредить Вас, что обычно я не показываю своих чувств. На самом деле, я уже очень давно привыкла скрывать их.

— Почему?

— Потому что альтернатива была бы… неприятной, — призналась девушка.

Для меня, хотела она добавить, но не собиралась заручаться его поддержкой из-за жалости, если он был на неё способен, рассказывая, какой ужасной была ее жизнь с семьей.

— Так значит, вместо легкой и веселой болтовни, которую я слышу, на самом деле ты внутри кипишь от злости? Ты на это намекаешь?

Она моргнула, услышав его догадку, потом рассмеялась.

— Точно! Часто так и есть, но не сейчас. И раньше я была зла, и, как Вы могли заметить, у меня не получилось это от Вас скрыть, потому что…

— Но как мне знать, будешь ли ты скрывать или показывать свои настоящие чувства?

— Признаю, что для Вас может быть сложно их различать.