Доктор, обследовавший тело Элли Дикон, определил причину смерти: утопление. Ее легкие были пропитаны рекой, как губка. В воде она явно была уже несколько дней, отметил он, вероятно, с самой пятницы. Он отметил также синяки на плечах и в районе грудины, ссадины на руках и ладонях. Причиной вполне могли быть столкновения с плавником в воде. На предплечьях были уже зажившие, старые шрамы, вероятно, свидетельствующие о тяге девушки к саморазрушению.

При упоминании имени Люка по пабу пробежал ропот, и даже Доу, кажется, ощутил, что зашел чересчур далеко.

— Люк был моим другом. Элли была моим другом. — Собственный голос звенел у Фалька в ушах. — Они оба были близкими мне людьми. Так что отвали.

Дикон вскочил со стула; ножки проскрежетали по полу.

— Ты мне не смей тут болтать, будто был близок с Элли! Мне она была родная кровь! — Он орал, обвиняюще тыкая в Фалька трясущимся пальцем. Уголком глаза Фальк заметил, что Рако и бармен обменялись взглядами.

— Говоришь, вы со своим парнем не имеете к этому отношения, — кричал Дикон. — А как же записка, ты, лживый ублюдок?

Сказано это было с торжеством, будто на стол был выложен решающий козырь. Фальку казалось, будто из него выпустили весь воздух. Внезапно накатила усталость. Дикон кривил рот. Его племенник гоготал рядом с ним. Он явно почуял кровь.

— Что, на этот раз ответить нечего, да? — сказал Доу.

Фальк еле удержался, чтобы не покачать головой. Та чертова записка.

Копы провели два часа, разбирая на части комнату Элли. Толстые пальцы неуклюже шарили в ящиках с нижним бельем и в шкатулках с украшениями. Записку едва не пропустили. Едва. Это был листок, выдранный из самой обычной школьной тетради и сложенный пополам. Лежал в заднем кармане джинсов. На листке аккуратным почерком Элли была выведена дата, день, когда она исчезла. Под датой стояло единственное слово: «Фальк».

— Давай, объясни это. Если можешь, — сказал Дикон. В баре стало очень тихо. Фальк ничего не ответил. Сказать ему было нечего. И Дикон об этом знал. Бармен с силой стукнул стаканом по стойке.

— Достаточно. — Он жестко глянул на Фалька, взвешивая решение. Рако, который держал в ладони полицейский значок так, чтобы он был виден, поднял брови и едва заметно покачал головой.

— Ты и твой дядя — уходите. И еще два дня не возвращайтесь, спасибо. Все остальные — покупайте выпивку или убирайтесь.

Слухи начались с малого, но к концу дня подросли и выпустили когти. Фальк — шестнадцати лет, испуганный до икоты, — забился к себе в комнату, истязаемый собственным воображением. Когда раздался стук в окно, он так и подскочил. Снаружи показалось лицо Люка, мертвенно-бледное в призрачном вечернем свете.

— Ты в дерьме, приятель, — прошептал он. — Я слышал — мама с папой об этом говорили. Люди болтают. Где ты был в пятницу после уроков, только честно?

— Я же сказал тебе. Рыбу удил. Но вверх по реке. За несколько миль оттуда, клянусь. — Фальк скорчился у окна. Вставать ему не хотелось — боялся, что ноги не выдержат.

— Тебя кто-то уже расспрашивал? Копы или еще кто?

— Нет, но они собираются. Они думают, мы с ней виделись или еще что.

— Но ты ее не видел.

— Нет! Конечно, нет. Но вдруг они мне не поверят?

— Ты точно ни с кем не встречался? Никто тебя не видал?

— Черт, я же один был, я же сказал!

— Ладно, слушай, Аарон, дружище, ты слушаешь? Ну, если кто будет спрашивать, мы с тобой кроликов стреляли вместе.