Грегг Олсен. Затаившийся
Посвящается Крису Ренфро – умному, терпеливому и доброму
Самка гигантского осьминога, Enteroctopus dofleini, – весьма коварное создание. Она крупнее, чем самец, и охотится только под покровом ночи. На каждом из ее восьми щупалец более двухсот присосок, и она преследует свою добычу грациозно и неотвратимо. В хитрости ей тоже не откажешь. Она умеет менять облик, цвет и текстуру, чтобы слиться с окружающей средой, поджидая в засаде. Даже взрослая самка, если ее поймают живьем, сможет выбраться через отверстие размером с половину долларовой купюры. Одну из крупнейших самок осьминога размером в длину больше двадцати футов выловили возле западного берега Худ Канала, недалеко от городка Лилливаап, штат Вашингтон, в глубоководном районе, который местные называют «осьминожьей дырой».
1 Адам
Я прижимаю дочку к себе, чтобы она не поранилась осколками разбитого бокала. Эти осколки – единственный знак, указывающий на то, что с моей женой произошло нечто ужасное. Я судорожно втягиваю в себя воздух. Мои руки изранены шипами: я продирался через заросли малины, когда бежал к шоссе через пляж. Из царапин сочится кровь, но раны не нуждаются в перевязке, хоть кто то и предложил мне бинт. Еще меня укутали одеялом, и теперь я сижу на пятифутовой дамбе, отделяющей пляж от трех коттеджей за моей спиной. Несмотря на этот заботливый жест, я по прежнему дрожу. У меня нет сил поднять взгляд. Я просто сижу и пытаюсь понять, сделал ли я все, что мог, все ли я сделал правильно. Обри ерзает в моих объятиях, глядя по сторонам своими карими глазами. Пожилая женщина, живущая в соседнем коттедже, приехала сюда вместе со своими внуками на выходные в честь Дня поминовения. Она изо всех сил старается сохранять спокойствие. От шока ее имя совершенно вылетело у меня из головы. Она дотрагивается до моего плеча: «Адам, давайте я отведу Обри к себе». Она бросает взгляд на дорожку, ведущую к коттеджам. По ней едет черный внедорожник с золотыми полосами по бокам. Шериф округа Мейсон наконец то здесь. Я гляжу на женщину (без очков у меня в глазах все расплывается) и медленно киваю: «Простите. Я забыл ваше имя». – Тереза, – говорит она. – Точно, – я сжимаю плечи Обри. – Милая, иди с Терезой. Поиграй с ее внуками. Обри ничего не понимает, ей страшно. Она стала частью трагедии. – Я хочу к маме. – Я знаю, – говорю я. – Мы ее найдем. Я останусь здесь. Хорошо? Побудь немного с Терезой. – Мы как раз сделали фруктовый лед, – говорит Тереза. Обри переводит взгляд на эту милую пожилую женщину, но ничего не говорит. – Вишневый, – добавляет Тереза, которая хорошо умеет общаться с трехлетними детьми. – Давай, иди, – говорю я. – Папа будет здесь. Моя малышка подходит к Терезе, а я направляюсь к внедорожнику, постепенно ускоряя шаг, а в конце вообще переходя на бег. – Наконец, вы здесь! – кричу я полицейским. Голос срывается, и я стараюсь взять себя в руки. Сохраняй спокойствие. Нужно объяснить им, что случилось. Полицейские – мужчина и женщина. Мужчина старше, у него седые волосы и очки в тонкой металлической оправе на носу. Женщина мне знакома. Ее длинные волосы собраны в хвост. Лицо усыпано веснушками. – Ли? – спрашиваю я. – Адам, давно не виделись. Ее напарник, представившийся как Зак Монтроуз, глядит на нее с любопытством: «Вы знакомы?» Она по прежнему смотрит на меня. Слабо улыбается воспоминаниям, хотя это отнюдь не счастливое воссоединение. Иначе и быть не могло. – Мы выросли вместе, – говорит она. – Они с Кипом дружили. |
