Свет был неярким, и герцог подумал, что эта прелестная комната, пожалуй, является лучшим фоном, какой только можно придумать для Уны.

Дверь закрылась за ними.

Уна стояла, глядя на герцога, а потом — герцог так и не понял, кто первым из них сделал движение навстречу, — но она оказалась в его объятьях.

— Моя дорогая, моя любимая, — сказал герцог, и его губы коснулись ее губ.

Он ощутил мягкость и невинность ее губ и поцеловал ее очень нежно, словно касался цветка.

Как он и предчувствовал, ее тело затрепетало, и он понял, что поймал бабочку и, если не будет с ней крайне нежен, то погубит ее.

Его поцелуй стал более настойчивым, но он по-прежнему держал себя под полным контролем; он ощутил, что в их поцелуе было что-то возвышенное, чувственное и в то же время одухотворенное.

Он поднял голову, и Уна сказала, немного неуверенно и с придыханием:

— Эт-то было замечательное завершение самой замечательной и удивительной ночи!

Казалось, ее голос чуть не сорвался на последних словах. Затем, к изумлению герцога, прежде чем он смог осознать, что происходит, она пересекла комнату и вышла, а он остался в одиночестве.

Некоторое время он стоял, переживая восторг, который она вызвала в нем, и все еще слыша ее певучий голосок.

Потом он решил, что именно этого и следовало от нее ожидать, хотя, ей, конечно, этого было не понять, — он бы хотел, чтобы она осталась. Ему хотелось заняться с ней любовью и окончательно сделать ее своей — только своей.

«Она так молода, — сказал он себе. — Я должен быть нежным. Я не должен торопиться».

Он пересек комнату и налил себе выпить, затем отодвинул одну из штор и встал у окна, глядя на сад.

За деревьями огни Елисейских полей смешивались со звездным светом.

«Я влюблен! — сказал себе герцог. — Влюблен, а никогда не верил, что это может случиться».

Но, спросил он себя, что же ему теперь делать?

Он понял, что ему нужна Уна — не как любовница на время, а навсегда. Тут он рассмеялся — такой невероятной показалась ему эта мысль.

Будучи герцогом Уолстэнтоном, он принадлежал к старинному роду, который был вторым по значению, не считая королевской семьи.

Как он может жениться на дочери художника?

Он опорочит имя свей семьи. Он навлечет немилость на Стэнтонов, которые сыграли немаловажную роль в истории Англии и которые, неважно, хороши или плохи они были в частной жизни, всегда на публике вели себя горделиво и величественно.

— Это невозможно! — сказал герцог вслух. И все же он знал, что Уна нужна ему, нужна как воздух.

Он пытался убедить себя, что если она станет физически принадлежать ему, то все будет в порядке.

Они проведут вместе счастливые деньки, а когда он оставит ее, то позаботится, чтобы денег ей хватило с избытком на всю жизнь.

Но тут же герцог почувствовал — это не то, что ему нужно. Ему было нужно нечто как раз обратное — нечто, что не может быть успокоено простым физическим контактом двух тел.

Он был влюблен, и любовь оказалась такой, какой ее описывали поэты в стихах, художники в картинах, композиторы в музыке.

Невероятно, что ему пришлось дожить чуть ли не до тридцати пяти лет, чтобы испытать подобные чувства, и влюбиться за одну ночь, тогда, когда он пытался найти развлечение на неделю-другую в самом фривольном городе мира.

— Что же мне делать? Господи Боже, что же мне делать? — вслух проговорил герцог.

Он слышал, как эхо повторяет за ним вопрос, но ответа так и не услышал.

Два часа спустя герцог поднимался по лестнице к себе в спальню.

Войдя, он обнаружил, что усталый лакей дожидается его, и, раздевшись и отпустив лакея,* герцог, вместо того чтобы лечь спать, в раздумье остановился у окна.