Анита поднялась по лестнице, переступая через две ступеньки. Не стала смотреть на людей, изображенных на фресках, и держалась поближе к перилам.

Как-то раз она представила, будто эти скрытые в стенах фигуры могут украсть ее или хотя бы просто ухватить за одежду. И с тех пор эта мысль не давала ей покоя. В волнении она быстро взбежала на третий этаж и перепрыгнула через железные балки на полу. Здесь все комнаты до потолка заполняли строительные леса.

Мама Аниты находилась там, под самой крышей.

Грязная рабочая одежда серого цвета, прозрачная пластиковая шапочка на светлых волосах и огромные желтые очки делали ее похожей на какое-то уродливое насекомое.

Мама Аниты — художник-реставратор. Несколько недель назад ей поручили реставрировать этот старинный дом со множеством живописных росписей на стенах. Восстановление фресок требовало большого терпения. И мама Аниты медленно возвращала к жизни старинные росписи — скребла, терла, чистила их с помощью скальпелей, ножей и ватных тампонов, смоченных в дистиллированной воде. Ей придется работать по меньшей мере год, чтобы восстановить живопись на всех стенах в этом доме.

И Анита все время будет здесь.

Она охотно переехала в Венецию, и ей очень нравилось заниматься тут, на лужайке. Дом, конечно, чужой, но благодаря маминой работе он казался Аните уже почти своим.

— Мама! — крикнула она, войдя в комнату. — Ты не видела Мьоли?

Мама, стоявшая на лесах под потолком, даже не услышала ее. Она была поглощена своей работой и музыкой, которая доносилась из маленького приемника.

Анита позвала маму еще раз, потом поняла, что делать это бесполезно, придется искать котенка самой. Она опустила рюкзак на видное место у двери — так мама поймет, что она ушла, — быстро вернулась в сад, подняла тяжелую задвижку на дверце в ограде и вышла на один из каналов залитой солнцем Венеции.

Венецианцы называли это здание Разрисованным домом из-за того, что все стены в нем покрыты живописью. Дом находился в районе Дорсодуро, в южной части города, там, где, по мнению жителей, только и остались еще последние настоящие венецианцы.

Анита всего несколько месяцев назад приехала в этот волшебный город на воде. Звали девочку Анита Блум. Анита — ей исполнилось двенадцать лет — счастливая, причем единственная, дочь итальянской художницы-реставратора и английского банкира, оставшегося в Лондоне, но собиравшегося приехать к ним. Несмотря на то что, любил повторять ее отец, не так-то просто убедить банк переехать из Лондона в Венецию.

— Вот увидишь, Венеция понравится тебе! — сказал отец на прощание, когда Анита с мамой уезжали. — Ну, поторопись. И не плачь. А почувствуешь, что скучаешь по Лондону, садись в самолет. Рейс каждый час!

Все верно, думала Анита, пробегая вдоль канала Борго в поисках котенка. Кроме одного — она нисколько не скучает по Лондону. А в самолет садился ее папа, когда хотел навестить ее.

Девочка заглядывала во все закоулки, во все ворота, осматривала плющ, поднимавшийся по стенам домов, смотрела на крыши, спрашивала прохожих, не видели ли они случайно черно-белого котенка с пятном вокруг глаза. Никто не видел Мьоли.

По мере того как Анита удалялась от Разрисованного дома, город — этот лабиринт из воды и света — все больше восхищал. Освещенные ярким солнцем крыши с их кружевным рисунком походили на пламенеющие гирлянды, а фасады дворцов казались позолоченными.

— Мьоли! — который уже раз позвала Анита, выходя на совершенно пустую площадь Святого Тровазо. Ни души не было ни на солнечной стороне, ни в тени огромной церкви, ни на пятнистой брусчатке. Одна только Анита бродила тут в поисках своего пропавшего котенка.

Девочка остановилась. Эта удивительная, необыкновенная тишина, какую невозможно себе представить ни в каком другом городе, помогала ей думать.