Потом Анита услышала, как он сочинил какой-то предлог для родителей, отпер входную дверь и, наконец, выскочил наружу с пылкостью солдата, готового выполнить любое задание.

— Когда он исчез на этот раз? — спросил он, на ходу натягивая свитер на мятую рубашку.

— Не знаю точно. Час или два назад. Может, и три.

— Ясно.

Томми сунул руки в карманы брюк и принялся доставать из них: компас, часы, пару крючков с леской, коробок спичек, которые горят даже в воде, швейцарский перочинный нож и жестяную коробочку с ванильным печеньем.

— Вот что мы сделаем, — сказал он, показывая Аните печенье. — Мы же знаем, какой Мьоли прожорливый, вот и воспользуемся этим.

— Думаешь, он опять спрятался?

Томми кивнул:

— Уверен. Но, как говорит моя бабушка, ни один котенок не в силах устоять перед «Нежнейшим ванильным печеньем».

Они быстро вернулись на площадь Святого Тровазо, которая из-за длинных вечерних теней теперь выглядела таинственной. Анита еще несколько раз позвала Мьоли, а Томмазо тем временем, раскрошив свое вкуснейшее ароматное печенье, рассыпал его повсюду, и вскоре нашлись четыре кота.

Но ни один из них не звался Мьоли.

Ребята вернулись к Разрисованному дому, заглянули во все углы, за все невысокие каменные ограды, под мост, соединявший берега канала, и осмотрели ступеньки, спускавшиеся к причалу.

Никакого Мьоли нигде не было и в помине.

— Глупый котенок! — рассердился Томмазо, выбрасывая последние крошки сладчайшего печенья.

Потом остановился, как всегда, у входа. Казалось, мальчик рассматривает фасад с осыпавшейся штукатуркой, походивший на пиратскую карту с обозначением берегов, островов и тайных бухт, которые нужно отыскать.

Снаружи Разрисованный дом выглядел очень даже внушительно. Он был на этаж выше соседних зданий, и под его островерхой крышей с шестью дымовыми трубами находилось большое слуховое окно, украшенное по периметру резным мрамором. Все окна закрыты. Над входом красуются две огромные буквы «М», сплетенные подобно ветвям оливы.

— Томмазо, давай поищем в доме, — предложила Анита.

— А твоя мама еще там?

— Думаю, там, — сказала Анита, открыла скрипнувшую дверь и подождала, пока друг войдет внутрь. Потом поинтересовалась: — А почему спрашиваешь?

— Ну, ты же прекрасно знаешь, — ответил Томмазо, — что у этого дома… дурная слава.

— О, прошу тебя! — произнесла Анита, проходя по вестибюлю к выходу в небольшой внутренний двор.

Томми незаметно огляделся, напуганный фресками, украшавшими стены.

— Когда перестанешь наконец верить в эти суеверия? — прибавила девочка.

— Это не суеверия. Запомни: это Разрисованный дом, и…

— Мама говорит, что его еще называют Дом Мориса Моро, — сказала Анита.

Томми пожал плечами.

— Венецианцы называют его Разрисованным домом, — продолжал мальчик, указывая на стены, покрытые рисунками, — из-за всех этих росписей, которые тот сумасшедший сделал на стенах.

— Это художник, — уточнила Анита. — Великий французский художник и иллюстратор. Мама говорит, что Морис Моро семь лет разрисовывал этот дом.

— Да. А потом его нашли повешенным.

— Томми!

— Но это правда.

— Это неправда! — с возмущением возразила Анита. — Он умер от старости.

— Тогда кто же поджег его мастерскую на последнем этаже?

Девочка промолчала, оглядывая фасад дома, выходящий во двор.