Изменить размер шрифта - +


     Мужик  бухнул  чугунком  в стекло. Упала  геранька под  окно. Земля  из
чугунка вывалилась в снег. Мужик после этого успокоился и заснул.

     Всю  ночь светилась геранька под  окном, еще живая. Наутро снег  пошел,
припорошил ее.

     Днем  мужик окно  фанеркой заделывал  и  увидел  гераньку.  Она  тускло
светилась под  снегом.  Каплей  крови показалась  она  мужику, и он перестал
работать, тяжело замep возле окна.

     А гераньку все  заносило и заносило снегом. Так она тихонько и погасла,
и  мужик  подумал,  что  лучше, покойней  под снегом  гераньке, и  теплее, и
бараком ее не душит.

     Скоро пришла  весна. Снег  под окнами  барака  смыло ручьями,  и  водою
подхватило  стебелек  гераньки с мокрым  черным цветком и  унесло в овражек.
Корешок гераньки оказался живой, и этим корешком поймалась геранька за землю
и снова расти начала. Но как вышли два листика и заметной сделалась геранька
-- ее отыскала в овраге коза и съела.

     В  земле еще  оставался  корешок  гераньки, и, набравшись сил, он снова
пустил росточек. Тут началось строительство и пришел  экскаватор. Он зацепил
ковшом гераньку вместе  с жалицей и бросил в  машину, машина  вывалила землю
под яр, к реке.

     Геранька шевельнулась и в  рыхлой  земле, попробовала  расти  на  новом
месте, да на  нее все валили  и валили сверху землю,  и  она расти больше не
смогла, унялась, и корень  ее  лишился сил под тяжестью и начал гнить внутри
земли, вместе со щепьем, хламом и закопанной травою.

     Дырявый  чугунок хозяйка подняла  и посадила в  него помидор.  Мужик не
выбрасывал за окно чугунок с помидором, хотя по-прежнему пил мужик и бушевал
после каждой получки и все время искал -- чего бы разбить и выбросить.
     Хвостик

     Смеется,  заливается,  хохочет  мальчик... Овсянский  остров  напоминал
когда-то  голову -- туповатую с  затылка и  заостренную, чубатую  со лба.  В
любое время  года  была  та голова в окладе венца  --  бледная  зимняя плешь
обметана    чернолесьем;   весной    плешь   острова    нечесано    путалась
серо-свалявшейся  отавой,   взятой  в  кольцо  багряно-мерцающих  тальников,
которые  не  по  дням,  а  по   часам  погружались  в  глубину   вспененного
черемушника.  Пока  черемуха  кружилась,  метелила  по  берегам  острова,  в
середине  его  вспыхивала   и,  стряхнув   в   себя   рыхлый  цвет,  оробело
останавливалась  прибрежная  гуща, утихали листом  тальники,  ольхи,  вербы,
черемухи, отгородившись от пожара полосой небоязного к огню смородинника...

     В осени  мягкий лист кустарников бронзовел, и выкошенный, чистый остров
в ровной стрижке зеленой отавы  победно возносил  мачту  над  высоким стогом
сена. И  всю-то  зимушку покрыто  было боязливое темечко земли пухлой шапкой
сена,  и  серебряно  звенел венец,  надетый  на чело острова.
Быстрый переход