|
Задевая кусты, туман застревал в них, густел, как бы окуривая зелень густым дымом. Молчали птицы, молчали кузнечики, даже рыба спала и не играла на плесе. Сон и туман окутали все вокруг. Однако рыбаку спать в такое утро -- непростительный грех. Хочу толкнуть товарища под бок, но он тоже смотрит во все глаза, смотрит, слушает. Я бегу по траве, к берегу, оставляя за собой темные полосы. Сапоги мои блестят от росы. Забредаю в воду. Сонный окунишка запутался в траве, забился в панике, выкинулся на кочку. Он растопырил все колючки, готовый защитить свою маленькую жизнь. Но никто на него не нападал, и он бочком, бочком соскользнул в воду да как помчится по самому верху, прочеркивая гладь воинственно поднятым гребешком. И вот мы снова среди плеса, немножко вялы со сна. Делаем первые забросы. Лодку кружит и медленно несет по течению. Я подматываю блесну. На тройнике усом висит трава, блесна не играет. Отцепляю траву, замахиваюсь для второго заброса, но слышу тихое: "Ша!" Товарищ мой глазами показывает под склонившийся над водой черемушник, где расходятся плавные круги. Я вглядываюсь пристальней и вижу парочку уток, ту самую, видать, что пролетала вечером над нами. Селезень, поистративший свою весеннюю красоту и изрядно отощавший, без всякой опаски кормится, то и дело погружая в воду голову. А утка окунется, почавкает и тут же озирается, покрякивая. Можно даже догадаться, о чем она говорит своему непутевому супругу. Дескать, вечно вы, мужики, такие. Ни заботы, ни печали. Поесть, выпить да выспаться всласть -- вот и вся ваша забота. А нам приходится крутиться как заведенным: яички снеси, потом детишек расти, переживай за них да еще на кормежке тебя, беспутного, карауль. Селезень вынул из воды голову, крякнул раздраженно, не переставая закусывать, и мы поняли это так: "Довольно тебе ворчать. Вот пила! Срок охоты кончился, а ты все еще трусишь!" "Понадейся на тебя, так быстро в котелок браконьеру угодишь. Он, браконьер-то, не больно сроки признает", -- отвечала рассудительная и недоверчивая утка. Так они перебранивались между делом, а нашу лодку наносило все ближе и ближе на куст. Я залюбовался труженицей. Нелегкая у нее доля. Супруг утки действительно худой помощник и страшный эгоист. Он франт не только по виду, но и по духу. Если уж он завел жену, то требует от нее полной и безраздельной любви, заботы и внимания. Он даже не хочет знать никаких родительских обязанностей. Если заметит, что утка вьет гнездо -- раскидает его и утке трепку задаст. Вот утка и ублажает его, караулит на кормежке, потом на ночевку определит и клювом ему все перышки переберет, весь гнус из них вычистит и жиром смажет. А когда супруг благодушно уснет, она потихоньку уйдет в кусты и скорее гнездо делает. |
