|
Я узнал давнего друга сразу, хотя он, конечно, сильно изменился. Он меня тоже узнал: "Помнишь, как под кухней ревел?" -- смеется. И пошло: "Помнишь?", "Помнишь?", "Помнишь?"... Оказалось, плохо я тот день помню, кое-что с другими днями перемешиваю, чего и вовсе забыто -- время работает. Но постепенно разобрались: один то помнит, другой -- это. Слава помог мне отчетливей восстановить в памяти тот проклятый день -- 17 сентября 1944 года. ...Сзади горели нефтеносные промыслы в районе польского города Кросно. Наши части углубились в горы по направлению к Словакии. Немцы пускать нас вперед, естественно, не хотели. Шли упорные бои. Было сухо, душно и очень напряженно. Войска, втянувшиеся в расщелину гор, находились в полуокружении. В тот день мы окапывались на склоне горы, обочь которой бежал ручеек, а на оподоле рассыпались дома деревушки. Нас все время обстреливали. Я был связистом, копал тяжело, и я это дело не любил, но все же копал, помня заповедь: чем глубже в землю, тем дольше жизнь. Вот и рубил я кайлом каменистый склон, подчищал лопаткой щель, на бруствере которой стояли два телефона. Ударил разрыв, я спрятался в щель, подождал, пока осколки пролетели надо мной, и, вставши, потянулся к трубке телефона, чтобы проверить связь. И в это время зафурчал рябчиком надо мной осколок па излете да как саданет под правую лопатку, ну ровно молотком. Боль оглушительная, тупая, такой при ранении не бывает. При ранении сквозняком вроде бы прошьет все тело, в голове зазвенит, и сразу горячо и тошновато сделается -- потекла кровушка. В тот раз лишь просекло гимнастерку, оцарапало кожу, под лопаткой картофелиной набух синяк. Копать не могу, руку едва поднимаю, а тут еще жрать не несут, и печет, печет солнце, что тебе в июле! За полдень все же приволокли термос размазни-горошницы с белыми нитками тушенки, которая, по замыслу повара, супом должна была зваться. Только мы есть расположились -- бомбежка! Какой-то приблудный солдат, вовсе не из нашего подразделения, бултых в яму, которую копали наши бойцы под блиндаж и где устроились поесть, да сапожищем-то прямо в термос! Солдата прокляли, высадили пинкарем из ямы, облизали ложки -- и давай дальше землю копать. Контратака! Час от часу не легче! Согнали пехоту с высоты. В окопы, нами вырытые, народу всякого набилось, шарят всюду, того и гляди чего-нибудь сопрут, а главное -- такое скопище непременно бомбить и обстреливать станут. Солдаты в деревне картошек нарыли, огонь норовят возле ручья развести. Опять контратака! Стрельба поднялась, крики. Наши орудия лупят почти на пределе, своими же осколками может посечь. Отбили и эту контратаку. Я по телефону орал, аж охрип. Славка -- ему до всего дело -- вместе с пехотой отгонял противника, в поту весь, грязный явился, я ему попить из фляги дал. "Всех, -- спрашиваю, -- фрицев сокрушил?" -- "Фрицев? Кабы фрицев! Власовцы, заразы, атаковали! Один раненый зажался в овражке: "Не стреляйте, я советский. |
