Чалый подошел к краю обрыва и раздвинул жесткие ветви плюща. Над бездной стояла лунная ночь. Он увидел черные контуры противоположного берега и яркий костер, возле которого копошились люди. Похоже, луч его фонаря заметили, кто-то выхватил головешку из костра и начал размахивать ею. Родион мигнул фонарем несколько раз. Кажется, все живы. Неугомонный народ. Их тоже привело сюда любопытство. Об обещанных паспортах никто уже не вспоминал, в самолет с золотом мяло кто верил. Они покрыли огромное расстояние, шли, руководствуясь собственным чутьем по приблизительным координатам. Здесь такие фокусы не проходят, самолет может лежать в ста метрах, скрытый тайгой, и ты пройдешь мимо, ничего не заметив. Можно нырнуть в мутные воды реки за упущенной тобой рыбой, но ты один будешь думать, будто сумеешь найти ее и схватить за скользкий хвост. Для наблюдателей ты сумасшедший. Возможно, все открытия на земле принадлежат сумасшедшим, людям не от мира сего. Тем, кому до всего есть дело.

Чалый относился к категории психов, которым все надо знать, и он вернулся в шахту. Луч фонаря не достигал конца коридора. Родион считал шаги и по компасу определял направление. Натолкнувшись на перевернутую вагонетку с рассыпавшейся породой, почувствовал, как по спине пробежала дрожь словно он вернулся на свой колымский рудник — как все знакомо, влево от центрального ствола шахты отходил рукав, через несколько метров такой же уходил в другую сторону. Чем глубже он продвигался, тем становилось холоднее, воздух тяжелел. В выбитой в стене нише стояли деревянные топчаны. Он подошел ближе и вздрогнул — в спокойных позах застыли высохшие мумии. Похоже, люди умерли от голода и бессилия, уснули навсегда, укрывшись солдатскими одеялами. Возле ниши стоял ящик, наполненный факелами, и канистра с мазутом. Чалый осветил стены, в них были вбиты проволочные держатели, из которых торчали головешки, потолок покрывала копоть. Родион намочил холщевые концы факела в мазуте, достал золотую зажигалку, сыгравшую в его жизни особую роль, поджег факел и вставил его в держатель. Огонь горел ровно и не коптил — это говорило о том, что в шахте есть воздуховод, а до поверхности не очень большое расстояние.

Чалый начал освещать пещеру по правой стороне. И тут были скелеты, высохшие мумии, лежанки, ответвления от главного коридора, тележки, колотая порода, инструменты и пустые фляги из-под воды. Он хотел понять, почему эти люди погибли. Коридор вывел его на большую площадку, где стояли деревянные ящики, выкрашенные в зеленый цвет и доверху набитые булыжниками, сверкающими в свете факела, как уголь высокой пробы. Родион подошел ближе и взял камень размером с кулак. Он оказался неожиданно тяжелым. Чалый опустил факел ниже — перед ним лежали горы чистого золота, десятки ящиков были доверху набиты светящимся желтым металлом. Он осветил стену и все понял. Здесь пролегает золотая жила. Пласт толщиной в полметра, как слоеный пирог, зигзагами проходил вдоль всей площадки.

О таких залежах на Колыме и мечтать не могли. Тысячи зеков мыли песок на реках, чтобы выискать несколько крупинок. В шахтах добывали сотни тонн породы, чтобы собрать несколько килограммов. А здесь, в неведомой глуши, на глубине десяти метров, залегает пласт золота фантастического объема. То, что он видел сейчас, превышало годовую добычу бескрайних колымских просторов. Это золото, погруженное в ящики, лежит здесь много лет. Почему же его не вывезли? Родион присел на корточки. На зеленом фоне просматривались белые, выведенные по трафарету, буквы: «Специальный отдельный отряд № 17 третьей дивизии шестого корпуса». В тексте использовалась буква «ъ», а под надписью стоял двуглавый орел — герб дореволюционной России.

Одежда на трупах истлела, уцелели лишь солдатские одеяла, и причислить рабочих к военным или гражданским с полной уверенностью было невозможно. Да и ящики копателям могли достаться в наследство от старых времен.