Изменить размер шрифта - +
Сам толком не понимаю.

— Вы ж не курите? — удивляется она.

— После операции тянет.

— Сейчас!

Она лезет в шкаф и достает картонную коробку. На крышке надпись: «Дюшес». Леокадия извлекает папиросу и протягивает мне. Вторую берет себе. Не знал, что она курит, в этом времени среди женщин не принято. Хотя, что взять от эмансипированной? Леокадия кладет папиросы на стол и достает спички. Подносит огонек мне, затем закуривает сама. Некоторое время глотаем дым. Он ароматный и слегка сладкий.

— И мне тоже! — заявляет, входя в комнату, Карлович. Леокадия дает ему папиросу. Карлович берет ее окровавленными пальцами и сует мундштук в рот. Леокадия чикает спичкой. Карлович делает глубокую затяжку и выпускает клуб дыма.

— Почему вы оперируете абдоминальных? — укоризненно смотрит на меня. — Зря время тратите. Все равно умрут.

— Мои выживут! — говорю, упирая на «мои». — Увидите.

— Хм! — хмыкает он. — Если так уверены…

Заканчиваем перекур, моем руки и идем продолжать. Пошли торакальные. С ними легче. Ранения в грудь выглядят страшно, но заживают лучше. Главное усечь поврежденные ткани. Здоровые не пустят к себе микробы и, следовательно, затянутся. Режу, стягиваю, зашиваю. Замечаю, как на столе появляются зажженные лампы – их кто-то принес. Уже вечер?

— Валериан Витольдович, нужно сделать перерыв, — говорит Леокадия. — Мы все устали и не ели с утра. Раненые подождут, с тяжелыми мы закончили.

— Хорошо! — киваю. Она права.

Снимаем халаты, моем руки и идем в столовую. Санитар в белой куртке ставит на стол тарелки. Приносит графин с водкой и чарки. Наливаю себе и Леокадии. Она кивает в ответ на вопросительный взгляд. Эмансипе…

— И нам!

К нам подсаживаются Карлович с Акимовичем. Не заметил, как они появились. Санитар приносит тарелки и чарки. Наливаю в них водку. Выпиваем и набрасываемся на еду. Вкуса не чувствую, ем механически. Тарелки пустеют. Карлович лезет в карман мундира и достает серебряный портсигар. Угощает всех папиросами. Курим.

— Шесть ампутаций провел! — говорит Карлович. — Еще семь ран обработал. Даст бог, сохраним людям конечности. Никогда столько много не оперировал. А мне пятьдесят! — поднимает палец. — Хорош старик, а!

Довольно смеется. Пятьдесят… Я в сорок пять поймал мину. Стариком себя не ощущал, собирался выйти на пенсию и работать в медицинском центре. Уже договориться успел… Здесь другие представления о возрасте.

— А у вас, Валериан Витольдович?

— Не считал.

— Я считала, — вмешивается Леокадия. — Пять абдоминальных операций и девять торакальных.

— Сколько?!.

— Валериан Витольдович работает очень быстро. Едва успеваю ассистировать.

— А как же наркоз? На него нужно время.

— Его делали в коридоре. Я попросила Михаила Александровича помочь. Он в этом понимает.

Так это Леокадия организовала? А я удивлялся, что раненые на стол поступают подготовленными. Умница!

Говорю это вслух. Леокадия краснеет.

— А вы как думали? — улыбается Карлович. — Думаете, легко зачислить женщину в лазарет? Сколько мне наговорили! Намекали: о любовнице хлопочу. Не смущайтесь, Леокадия Григорьевна, было. Но я настоял. И вот результат. Михаил Александрович тоже молодец. Надо привлекать его к операциям, он интересовался.

Михаил Александрович, в девичестве Мойша Исраэлевич – мобилизованный дантист. Зауряд-врач. Молодой, чернявый, носатый еврей из выкрестов.

Быстрый переход