- В таком случае, - возразил нотариус Торнброк, - вы же совершенно разоритесь, так как один из шести несомненно выиграет и получит все ваше состояние. Но дело в том, что раз вы не умерли, с чем я вас самым искренним образом поздравляю, то ваше завещание теряет силу и все его параграфы сводятся к нулю. А потому, для чего хотеть, чтобы эта партия состоялась?
- Потому что я тоже приму в ней участие.
- Вы?
- Да.
- Но каким образом?
- Я прибавлю приписку к моему завещанию и введу в партию седьмого партнера, который будет Вильямом Гиппербоном, под инициалами X. К. Z.
- И вы будете играть?
- Я буду играть так же, как и все остальные.
- Но вам придется подчиняться установленным правилам.
- Я буду подчиняться.
- А если вы проиграете?
- Я проиграю, и все мое состояние получит выигравший.
- Это ваше окончательное решение?
- Окончательное... Так как я до сих пор не сделал ни одного эксцентричного поступка, то, по крайней мере, теперь сделаюсь наконец достойным членом моего клуба, воспользовавшись своей мнимой смертью.
Что за этим последовало, угадать нетрудно. Оксудсский сторож, щедро вознагражденный и получивший обещание еще большей награды, если он до развязки всей истории будет о ней молчать, свято сохранял эту тайну. Вильям Гиппербон, покинув кладбище до дня "страшного суда", отправился, сохраняя полное инкогнито, к нотариусу Торнброку, прибавил к своему завещанию известную всем приписку и сообщил, куда он собирался на это время удалиться, для того чтобы нотариус мог, если бы это понадобилось, с ним сообщаться. Потом он простился с этим достойным человеком и ушел, преисполненный уверенности в той счастливой звезде, которая никогда не покидала его в течение всей жизни и которая, по всей вероятности, не изменит ему, - если так можно выразиться, - и после его смерти.
Дальнейшее ясно. Партия началась при известных уже условиях, и Вильям Гиппербон мог составить себе ясное представление о каждом из "шестерых".
Ни бешеный Годж Уррикан, с которым никакого дела иметь было нельзя, ни скряга Герман Титбюри, ни это животное Том Крабб его не интересовали и интересовать не могли. Некоторую долю симпатии он чувствовал к Гарри Кембэлу, но в том случае, если бы, помимо себя, он пожелал выиграть еще кому-нибудь, то это был были Макс Реаль, Лисси Вэг и ее верная Джовита Фолей.Вотчем объясняется его появление под вымышленным именем Гемфри Уэлдоиа у пятой партнерши во время ее болезни и посылка ей трех тысяч долларов в "тюрьму" Миссури. И какое удовлетворение испытал этот щедрый человек, когда молодая девушка была освобождена Максом Реалем, а тот, в свою очередь, Томом Краббом!
Что касается его самого, то он следовал уверенно к цели по мере хода матча покровительством своей счастливой звезды, своей неистощимой удачи, на которую он имел полное основание рассчитывать и которая никогда ему не изменяла и не изменила теперь. Он первым прибыл к финишу, он, этот добавочный партнер последней минуты, победив всех фаворитов на этом национальном ипподроме!
Вот что произошло, вот что говорила и повторяла публика. И вот почему коллеги этого члена Клуба Чудаков приветливо жали ему руки, почему Макс Реаль горячо его приветствовал и почему он получил благодарность от Лисси Вэг и Джовиты Фолей, которая попросила у него разрешения, - которое, конечно, она получила, - его поцеловать. После этого, окруженный приветствовавшей его толпой чикагских граждан, он совершил шествие по главным улицам города в такой же торжественной обстановке, в какой три месяца перед тем был препровожден на Оксвудсское кладбище. |