- В следующий раз ты просочишься через водопроводный кран, - холодно заметил Анатолий. - Чего тебе надо?

- Соскучился. Найдется что-нибудь выпить, поесть?

- Посмотри в холодильнике. И проваливай.

- Уйду, когда ответишь мне на один вопрос.

Днищев ушел на кухню, потом вернулся с полной тарелкой и стаканом пива в руке. Заглянул через плечо приятеля на отпечатанные страницы. Насмешливо свистнул.

- То же мне, Плутарх выискался! А ты знаешь такое правило: не можешь писать - не пиши?

- Пошел вон! - Анатолий даже не обернулся. Он рассматривал масонские символы и знаки розенкрейцеров, переданные ему на днях Кротовым. Продолговатый прямоугольник означал помещение, ложу, в которой собираются "вольные каменщики", но этим же знаком до Птолемея обозначалась и вся Вселенная. "Востоком" у них называлось высшее управление, край избранных. А череп, кости и гроб - символизировали презрение к смерти, печаль об исчезновении истины. Меч - карающую казнь изменника.

Днищев за его спиной вновь присвистнул, только как-то иначе, удивленно.

- Что это? - спросил он, ткнув пальцем в бумагу.

- Ветвь акации, - раздраженно отозвался Анатолий. - В масонской символике она означает бессмертие.

- Так, так, так...

Сергей сразу же вспомнил название аэроклуба Гершвина, возле которого произошла автокатастрофа. Случайно ли такое совпадение? Вряд ли. Бессмертие - для избранных, смерть - гоям. Мысли закрутились в голове Днищева. То, что Гершвин причастен к аварии - он не сомневался, но его "птицеферма для пернатых", где собираются представители высших слоев общества - политики, бизнесмены, журналисты, а также проходят и военизированные учения, очевидно, вообще связана с масонской гильдией. Недаром, в беседе с майором Чернявко, Сергей окрестил этот гершвинский змеюшник Бильдербергским клубом. Очень похоже.

- Что ты там бормочешь? - спросил Анатолий.

- Сотворяю намаз. Кстати, куда делся мой любимый вальдхунд? Почему собака не встретила меня радостным лаем? Распустились вы тут оба...

- Леры больше нет, - мрачно ответил Киреевский, помолчав. Четыре дня назад ее убили.

- Как? - опешил Днищев. - Что за ерунду ты несешь?

- Это не ерунда... Ты же знаешь, я всегда отпускал ее гулять, а потом она возвращалась, когда набегается, и лаяла под дверью. А в тот день... Было уже довольно поздно, а ее все нет и нет. Я решил выйти во двор и поискать ее. Открываю дверь, прямо передо мной, на пороге лежит большой куль, какой-то мешок из рогожи. Ну... я нагнулся, развязал его.

- Можешь не продолжать, - произнес Днищев. - Ясно.

- Ее сначала отравили, а затем перерезали горло, - глухим голос отозвался Анатолий. - Так бы она к себе никого не подпустила.

- И к тебе тоже, - добавил Сергей. - Ты сказал об этом Кротову?

- Нет. К чему? Это мои проблемы.

- Напрасно. Тут дело не чистое. Когда старушки травят, во дворе собак - это понятно. Но они не перерезают им глотку. Это - предупреждение тебе. Ладно, разберемся. Я подарю тебе другого щенка.

- Не надо.

- Тогда - удава. Его можно кормить раз в месяц. И носить на шее, как галстук.

Днищеву хотелось немного развеселить Анатолия, развеять хмурые тучи на его лице. Но это ему не удалось.

- Пойду я, - сказал он, шагнув к окну. - Забыл! Пожарная машина-то уже уехала. До чего же не хочется выходить, как все нормальные люди, через дверь! Ненавижу эту дурацкую привычку. Ответь мне напоследок на один вопрос, с которым я к тебе и явился: вспомни, пожалуйста. Извини, что опять возвращаюсь к больной теме. Ты сказал следователю, что успел разглядеть в кабине "КАМАЗа" двух мужчин. Но ты мог запомнить и во что они были одеты: рубашки, куртки, их цвет. Меня интересует шофер.