На противоположном берегу двигались фигурки всадников. Передний поднял руку, низко свесился с седла. Взвизгнул, выпрямляясь, так, что было слышно у пещеры, махнул рукой и бросил мохнатого конька в ледяное прибрежное крошево шуги…

Энтони мельком подумал о луке - хорошем английском луке, из которого стрелял мальчиком в лесах вокруг замка. Двенадцать лет назад - жизнь, целая жизнь прошла в песках Палестины, нильских болотах, бескрайних снегах этой страны, где закончит свой земной путь сэр Спенсер Энтони, английский рыцарь… На миг он прикрыл глаза, вглядываясь в прошлое - шумел весёлый зелёный лес его доброй Англии…

…Потом он вернулся в чёрно-белый холодный мир.

- Антон… - послышался хриплый голос. - Антон…

Проваливаясь в снег, Энтони подошёл к лежащему, склонился над ним. Лицо боярина Лобана было лихорадочным, на щеках горел румянец - особенно яркий на бледной, похожей на снег коже. Тёмные от пота волосы прилипли ко лбу.

- Где они, Антон? - еле слышно спросил боярин. Закашлялся, изо рта на русую бороду струйкой потекла тёмная кровь.

- Близко уже, - честно сказал Энтони. - Догоняют по следу.

- Сокровища укрыл?…

- Укрыл.

- Беги, - прохрипел Лобан. Кашлянул снова, закрыл глаза, уже теряя сознание,выдохнул: - Дальше… к колодцу… меня… оставь… тебя искать… не будут… у… мираю…

Он прошёлся через площадку, ногами сгребая снег, что-бы не мешал. Топнул по камню, скинул тяжёлый плащ. Холодный ветер полосну, прошивая двойную кольчугу и кожаную куртку, как бронебойная стрела. Ничего… Совсем скоро ему уже не будет холодно…

Медленным, торжественным движением Энтони надвинул шлем на лицо - ледяной металл обжёг кожу. Выставил вперёд левую ногу, оперся на неё, поёрзал ступнёй. Перебросил из-за спины щит, пригнулся, прячась за ним и одновременно вятнул из ножен меч. Положил его клинком на стальное плечо.

И начал ждать…

…Первый чэриг выскочил снизу, из-за поворота тропки. Тяжело дышащий, распалённый непривычным бегом и азартом, он мчался, глядя на следы под ногами, из-под мохнатой шапки свисали, мотаясь, грязные, сальные косицы. Узкий кривой меч посверкивал в опущенной руке. Он не видел рыцаря, а Энтони не хотел бить без предупреждения. Поэтому рыцарь выкрикнул, сам удивившись звукам родного языка, на котором много лет говорил только во сне, вновь и вновь возвращаясь домой:

Вскинувший изумлённое лицо чэриг просто ничего не успел сделать…

…Лобану не хотелось открывать глаза. Не хотелось жить. Там, ЗА ЧЕРТОЙ, были тишина, темнота и уютное тепло. Здесь, куда он вернулся - боль, холод, выкрики и гулкий, визгливый лязг стали. Он устал. Он очень устал от всего этого. Спать. И больше никогда не просыпаться. Не видеть. Не слышать. Не чувствовать. Не хотеть. Он уже умер. Мертвеца можно оставить в покое?!

Громкий крик - вроде по-половецки… нет, это монгол, их речь похожа на половецкую:

Он открывал глаза. Это было труднее, чем в одиночку поднимать крепостные ворота. Тело кричало, тело просило покоя, тело молило оставить мучить его… Но человеком командует не тело. Человека ведут разум и воля. Тем он отличается от зверя и тем он схож с богом.

Мир больше не был чёрным и белым, каким он запомнил его со схватки у леса. Мир был чёрным, белым и красным.

Площадку покрывала каша из снега и крови.Словно пустые мешки, в этой каше лежали нелепо плоские, сломанные тела чэригов - их было девять или десять, не меньше, вокруг валялись раскроенные щиты, клочья одежды, перерубленные клинки…

Остальные чэриги теснились у входа на площадке. Оскальзываясь в снегу, они пытались достать человека в рогатом шлеме, тот мерно бил мечом, как молотом, отшвыривая чэригов этими ударами.