Это больше всего волновало Нила. Он знал дедовские выдумки, и сюрпризы его были всегда удивительными. Маленький Нил все вспоминал и вспоминал их последний разговор, но в душе почему-то мечтал, что дед притворится покойником, посмотрит, как все нарядятся и будут рыдать, а потом засмеется и встанет, и как всегда зажгутся петарды по всему саду, как в Новый год, и всем будет страшно весело. Тане он не рассказал тогда про этот разговор, но когда в субботу она сказала, что Макс умер, Нил ответил:

— Я знаю, Тата, в школе я объявил вчера, что мы уезжаем.

Таня тогда очень удивилась, но так ничего и не поняла. Хотя как-то странно посмотрела на него и в школу не перезвонила потом. Но Нил-то точно знал, что Макс никогда его не обманывает — раз сказал, что умрет, значит так и будет. Так и вышло.

Лорд Морвен поехал в аэропорт вместе с Таней и Нилом, но взял билеты на другой рейс. Срочные дела в Аризоне не позволили ему быть на острове в эти дни.

— Может, на ваши девять дней успею, если все уладится благополучно. Ты поддержи Нила, он не в меру чувствительный. Стресс может сказаться на олимпиаде по физике, а ты понимаешь, как это важно для получения гранта. — Морвен, как обычно, говорил так, будто бы самого Нила рядом не было.

— Разберемся, — только и ответила Таня.

А Нил, как обычно, промолчал. Тихая радость от известия, что у Сэра дела в Америке и они едут одни, тайно согревала его и сделана абсолютно равнодушным ко всему, что бы Морвен ни говорил. Он так и не полюбил своего родного деда-отца, холодного и занудного, на его взгляд. Нил даже не пытался заставить себя называть его папой, и его светлость так и остался для него просто Сэром, а чаще никем. Вот с Тата было сразу просто. Тата и все. Даже лучше звучит, чем мама.

Нил нежно посмотрел на предмет своего обожания и со словом «разберемся» очень согласился.

Авто послушно свернуло на черно-розовую, словно в парижском метрополитене, гудроновую дорожку, обрамленную лиственницами, чуть розовеющими в лучах неяркого ноябрьского солнца.

Дорожка полого забирала вверх, и минут через пятнадцать неспешной езды взорам открылись гостеприимно распахнутые бронзовые ворота с орнаментом из цветов и дубовых листьев.

— Остановите здесь, — распорядилась леди Морвен.

— Но, ваша светлость, приказано доставить вас… — принялся возражать с жутким греческим акцентом незнакомый черноусый шофер.

— Мы прогуляемся…

Шофер вздохнул, характерным южным жестом воздел руки к небу и, выбравшись из кабины, с поклоном раскрыл заднюю дверцу.

Первым из салона вышел Нил, следом Таня. Взявшись за руки, они одновременно шагнули на мраморные ступени и исчезли за густой самшитовой изгородью. Открывшийся перед ними регулярный сад даже сейчас, в ветреное предзимье, отличался великолепной пышностью.

Нил как-то тихо и торжественно вошел в дом, дал поцеловать себя домашним. Агашины соленые щеки ему не понравились.

— Сырость не разводи! — сказал он ей тихо с такой дедовской интонацией, что старая няня совсем не сдержала слез и быстро повернулась в сторону кухни.

Таня, выпив кофе и выкурив сигарету, вызвала распорядителя, которым оказался управляющий хозяйством старик Спирос, служивший при Максе с самого начала Занаду и ставший за долгую совместную жизнь почти родственником деда и хранителем многих его тайн.

Из разговора ей только и удалось выяснить, что проведение процедуры прощания назначено на полдень, а список приглашенных никому показывать не велено.

Нил-младший, не заходя к себе, направился в Брэм-хауз к своему дорогому зверью. Но в дедовский кабинет все же заглянул и помахал знакомому портрету.