И все же что-то изменилось. Он больше не чувствовал себя ребенком под взглядом этих глаз, как тогда, в Сан-Николо.
В дверях появились санитары с Дженни на носилках. Всего на несколько секунд они задержались возле Браво. Он наклонился, прикоснулся губами к ее губам.
— Я буду рядом с тобой, — шепнул он ей. — Всю дорогу домой.
Санитары затащили носилки в машину, вслед за ними внутрь залез Калиф. Водитель сидел за рулем, сосредоточенно изучая заусеницы на руках. Где-то неподалеку на залитой солнцем улице залаяла собака, и снова все смолкло. Никого вокруг, только они вдвоем.
Священник перешел через дорогу.
— Я вас знаю, — сказал Браво с трепетом в голосе. — Я отдал вам золотую монету в церкви Сан-Николо, в Венеции…
— Ты не использовал Квинтэссенцию, верно?
Браво почувствовал на себе пристальный взгляд. Старый священник говорил на трапезундском наречии, но Браво подозревал, что с таким же успехом это могла быть латынь, или греческий, или любой из древних языков.
— Нет, — ответил он на том же языке.
— Почему? У тебя был повод.
— Но не причина.
Священник был облачен в длинную черную накидку, голову венчала белоснежная седая грива. Шею обвивала короткая цепочка, а на цепочке висел ключ. Близнец того ключа, что оставил ему отец, ключа от подлинной сокровищницы, в которой веками хранились тайны ордена. Запасной ключ, хранившийся у Джона Молко. Значит, отец передал его священнику…
Священник едва заметно склонил голову набок.
— Я долго ждал этой минуты.
Браво глубоко вдохнул. Он понимал, что перед ним — живая история.
— А если бы я открыл пузырек?
Священник улыбнулся.
— Пробка была залита воском, но за прошедшие столетия воск растрескался. Когда твой отец открыл сосуд с Квинтэссенцией, он обнаружил, что содержимое испарилось.
Браво замер, ошеломленный. Сердце грохотало в груди, словно кузнечный молот.
— Он пытался спасти мою мать…
— Хотя я предостерегал его. — Священник сцепил вместе пальцы рук. — Он хотел стать великим магистром. Идея сама по себе верная, но он не подходил для этого. Теперь ты знаешь, почему.
Браво опустил голову, собираясь с мыслями. Потом поднял глаза и спросил:
— Что я должен сделать с Заветом?
Священник по-прежнему спокойно и пристально смотрел на Браво. Он ни разу даже не моргнул, несмотря на яркий солнечный свет.
— Это решать тебе.
— Не мне одному. Я прошу у вас совета.
Священник провел рукой по бороде.
— Ты уже понял, как опасна Квинтэссенция, ты почувствовал, насколько сильно искушение. Завет Христа не менее опасен. В словах Иисуса заключена сила, способная перевернуть христианский мир. Хочешь ли ты этого?
— Но ведь это правда.
— О, и в самом деле. Правда. — Священник шагнул к Браво. — Долгие годы орден неустанно сражался с правдой. Какие жаркие разгорались в Совете споры! Но ответь мне на следующий вопрос: что важнее в этом мире, истина — или наше восприятие истины? Когда ты найдешь ответ, Браво, ты поймешь, что делать с Заветом.
Он повернулся и направился вверх по улице, в сторону Сумелы.
— Постойте! — сказал Браво. — Мы с вами еще увидимся?
Старый священник обернулся.
— Вне всякого сомнения.
— Как же тогда мне называть вас? Неужели Фра…
— О, это слишком старое имя, оно давно пережило свое время, — сказал священник. — Называй меня лучше моим мирским именем, данным мне отцом и матерью при крещении. |