– Отдать концы! Курс – отсюдова! – отдал я команду под общие восторженные вопли. К канатам кинулось столько народу, что там возникла куча мала.

А на набережной гавани разбегались куакарабилли. Быстро, решительно, сжимая в своих мощных лапищах лопаты, под изумленные вскрики некоторых случайно уцелевших то ли местных, то ли гостей, хоботастые минотавры уже вовсю косолапили из города, поспешно переставляя свои ноги тумбы. Они бежали так, как будто гнались за своим светлым будущим, где беспроцентная ипотека, европейские пенсии, три звезды «Мишлен» в самой паршивой рыгаловке и вся колбаса из натурального мяса.

Вообще то, так оно и было.

Но даже отплыть спокойно, пафосно и с достоинством нам не дали.

– Мач Крайм!! – злобный голос с одышкой шел издалека, мерзко и громко разносясь из рупора, который был самоприставлен к заднице того самого голого эльфа в похабных татуировках, которого я опоил первым. Гад стоял в отдаленном конце набережной, нагнувшись сообразным образом и повернувшись к нам вооруженным рупором местом, – Думаешь, это всё?!! Это не всё!! Еще ничего не кончено, Мач Крайм!

– Ну здрасти пожалуйста, – устало выдохнул я, опускаясь на палубу, – Ну что еще то?

Глава 20

Никогда не любил это новомодное словечко, «упс». Нет, ну что это такое? Жалко звучит, как будто пукнул в маршрутке, но спалился. А ехать надо. И вот сидишь такой, ловишь на себе концентрат народной злобы. Еще и водителя закурить попросят. А тебе тоже хочется, но тебе нельзя, так как в этой ситуации ты агрессор, мироед, пакостник и должен страдать молча, иначе высадят, а на работу всё таки надо. Вот такая гаденькая эта штука, «упс» – вроде бы случилось что то неприятное, конечно, но мелкое. Временное неудобство, так сказать. Совсем другая история с «ой». Именно с ним, потому как полноценное слово иногда можно не успеть даже подумать. Поэтому, когда я слышу «ой», причем не в безопасной постели или ином месте, где вскоре начнется (или уже началось) трение двух разнополых тел, я очень сильно напрягаюсь.

А тут это «ой» прозвучало еще глубоким мужским голосом, растерянным и подавленным…

– Ой…,   сказал сидящий на стуле в обнимку с бокалом вина знаменитый оперный певец, танцор, постановщик, режиссер и просто хороший карлик хоббит Вадун Шаколола, только что вовсю радовавшийся хорошей компании своим свежевыщербленным ртом, – Я совсем забыл. Мы все умрем.

– Правда, что ль? – не поверила ему ковыряющая в носу Саяка, уже нацепившая легкое платьице и проветривающаяся около самостоятельно вращающегося штурвала.

– Ага, – еще более унылым тоном поведал ей крохотный певец, – У меня из головы вылетело. До вашего прихода, я сидел около бочки и думал, как теперь мне отсюда плыть и на чем. Хотел добраться до Агабахабары, а там на рейс. Ну и подслушал немного того, о чем бежавшие от вас субчики болтают. А вы им, по всей видимости, трепку задали жуткую, вот они и злословили. Говорили, что никуда Мач Крайм из квадрата не денется. Что его ловить на выходе будут. Местные. В океане то куакарабилли нет, а куш, говорили, просто огромный за его голову. Что там не каждый нули сосчитает.

– Это плохо, – жалобным тоном заметила еще более раздетая чем Саяка Матильда, – Это очень очень плохо. Совсем плохо.

– Еще как, – совсем затосковал карлик, – За вами теперь не местные оборванцы будут бегать, а те, кто живут здесь! Серьезные люди! С серьезными ресурсами!

– Народ, беда! – выскочила рыжим вестником беды из трюма Тами, – Госпожа Троубар не доставила нам еды! Мы пусты!

– Чтооо? – тут уже офонарел молча слушавший вот это вот всё я.