|
Золотые головы над этим бились — Шиллинг, Якоби, барон Шильдер, да время надлежащее не пришло… Только к семидесятому году появилась возможность приняться за дело всерьез. Более десяти лет, если можно так выразиться, доводили до ума. Удачи и промахи, испытания с жертвами, катастрофы… Долго рассказывать, да и ни к чему сейчас. Резюмируя: вот уже два года, не считая без малого двух недель, Машина Путешествий работает вполне исправно, как отлаженные часы или локомотив. Офицеры наши путешествуют в разные эпохи — главным образом в былое, нежели в грядущее — в основном по разнообразным делам, связанным с «соседями». Твари эти нынче в уменьшившемся количестве и упадке, но, тем не менее, вреда от них до сих пор немало. Конечно, хотелось бы, чтобы эти путешествия служили благородным целям науки, дабы заполнить пробелы в знаниях, создать полную картину человеческой истории и все такое прочее… Но это, боюсь, дело отдаленного будущего. Пока перед нами стоят исключительно практические задачи. Силенок маловато, Аркадий Петрович, чтобы заняться службой чистой, благородной науке…
— Но у вас такой размах… — На сторонний взгляд несведущего. В действительности до «размаха» еще очень далеко. Весь «размах», что вы видели, в сущности, лишь обеспечивает путешествия. Невозможно ведь погрузить в один-единственный железнодорожный состав целую армию, как ни старайся. Нормы известны: один вагон — сорок человек или восемь лошадей… Путешественников у нас всего девятнадцать, включая Петра Федоровича, который выбирается в иные эпохи лишь в крайних случаях, при особо важных обстоятельствах. Кроме этого, шестеро погибли, причем четверо из них — в первые месяцы, когда мы учились на ходу. Трое ушли в отставку — иногда случается и такое, а принуждать мы не можем. Двое… о них разговор будет после. Как видите, ни о каком размахе речи быть не может. До взвода не дотягивает численность непосредственных путешественников, да и Машина одна-единственная со скромными возможностями. Да и возможности по поиску кандидатов у нас скромные — по причине, как нетрудно догадаться, крайне малого количества посвященных в самую главную тайну Российской империи. Бывают особенно удобные случаи — как, например, с расформированием вашего сорок четвертого пехотного. Появляется великолепная возможность, не привлекая ровным счетом никакого внимания, присмотреться к офицерам, не подойдет ли кто-то для нас. Вы, как нетрудно догадаться, подошли. Отсюда и назначение, Яков Сергеевич, не будете ли столь любезны? Судя по оживившемуся лицу Башинского, он очень обрадовался возможности вступить в разговор. Поручик подумал мельком, что этому человеку, учитывая только что прозвучавшие цифры, более тридцати раз приходилось слышать такие вот разъяснения, будучи пассивным свидетелем — должно быть, приелось, скуку вызывает. Положив перед собой большие карманные часы в золотом корпусе, Башинский живо спросил: — Аркадий Петрович, постарайтесь вспомнить… Не подметили ли вы чего-то чуточку странного в поведении того подполковника, что с вами беседовал в Шантарске при расформировании полка? Чего-то, обратившего на себя ваше внимание? После недолгой паузы Савельев пожал плечами: — Как вам сказать… Вроде бы нет… Хотя… Впрочем… Он все время забавлялся со своими часами, словно ребенок с игрушкой. Так и вертел в руках, крышку открывал то и дело… Ну, мало ли какие у людей могут быть безобидные странности. Знаю многих, кому свойственны этакие мелкие чудачества, вовсе не идущие в ущерб делу… Взять хотя бы… Впрочем, вам это наверняка неинтересно… — Это не чудачество было, — усмехнулся Башинский. — Подполковник скрупулезно выполнял свои служебные обязанности. Посмотрите. |
