— Я постараюсь, воронёнок, — Ланн почувствовал привычную усталость. — Если доберусь до вас через такой снег и если мне не придётся задержаться на работе. Знаешь же, в Рождество всем хочется домой.

— А тебе не хочется?

— Хочется, милая.

На этот раз Рихард не соврал. Домой ему хотелось. Вот только старый дом в пригороде, где жила его бывшая жена с дочерью, он давно уже перестал считать своим. И ничего удивительного, что в ту ночь он так и не приехал, понимая, что очередной порции осуждающих взглядов Виктории Ланн просто не выдержит: сорвётся, наорёт, напугает дочь — единственное существо, которое хотя бы пыталось его любить, и которое он также пытался любить.

Его доконала тяжёлая работа, связанная с резким всплеском преступности: страну, готовившуюся выбирать нового президента, лихорадило. И лучше было немного расстроить Аннет, чем совсем испортить ей Рождество.

— Воронёнок, не сердись … завтра ты найдёшь под ёлкой подарок.

Книги. Много-много дорогих книг из лучшего магазина — весь длинный список, который Аннет составила за год. Она обожала книги. И прежде, чем читать, нюхала их страницы, становясь в такие минуты похожей на маленького зверька.

Аннет его простила. Она всегда его прощала. И Рихард прямиком отправился домой. Рождество он провёл в обществе бутылки хорошего виски. И просто отключился, выпив лишь половину. А под утро был этот звонок.

Он с трудом нашарил трубку и теперь всё никак не мог понять, что случилось.

— Рихард она убивает меня…

— Кто? — тряся головой, спросил он.

— Эта девчонка… помоги…

— Виктория, что за…

— Помоги, Рихард! — голос у неё прыгал, точно воздух то попадал в лёгкие, то почему-то не находил туда дороги. — Они рвутся. Он был прав! Я чувствую. Я…

И тишина. Напрасно Ланн звал жену по имени. А потом…

— Папа… — голосок в трубке звучал очень глухо. — Прощай.

Гудки. На секунду Рихарду показалось, что у него сейчас остановится сердце. Но ждать, случится это или нет, он не стал. Быстро набрал сначала номер скорой, потом номер полиции. Мельком глянул на часы: было ровно 5:23 утра.

Больше он никогда не видел свою дочь.

Рихард вздрогнул и потёр лоб: сон-воспоминание был не самым приятным. Настолько, что раз за разом он просыпался в холодном поту.

С некоторым усилием он встал с дивана и уже собирался поставить на плиту чайник, когда раздался звонок в дверь. Рихард, мысленно проклиная всех, вышел в коридор и, как обычно не глядя в глазок, отодвинул засов.

— Привет, Ричи.

На пороге, улыбаясь, стояла Госпожа Президент. В руке она держала большой пакет, из которого торчала палка колбасы. Рихард усмехнулся:

— Зравствуй, Гертруда. Ты по-прежнему уверена, что я голодаю?

Она окинула его взглядом: от голого торса — по дому он всегда ходил только в старых джинсах — до пальцев босых ног:

— Судя по тому, что ты по-прежнему не разжирел и в прекрасной форме, я не далека от истины. Впустишь?

— А родина? — хмыкнул он, оглядывая дорогой костюм и безукоризненную причёску, никак не желавшие сочетаться с дешёвым магазинным пакетом.

Она молча сделала шаг, оттеснила его бедром и вскинула брови:

— Родина подождёт. Президент устал.

Это она говорила всегда.

Карл знал Гертруду Шённ уже почти сорок лет — с младшей школы. Она была его лучшим другом — в классе, в университете, в полицейском управлении, куда они вместе пришли работать. Потом был недолгий период абсолютного, казалось бы, счастья, — они одновременно влюбились, завели детей и стали дружить семьями.