|
– Таков порядок. Прошу не тянуть, у нас и без того дел выше крыши. Итак? – Я воздерживаюсь. Плотный и долговязый ухмыльнулись. Эвелина Гавриловна покачала головой. – Вы, вероятно, забыли: никто не имеет права воздержаться при голосовании по данному вопросу. Ваш выбор? – Не первый вариант, – проговорил коротышка и снова поежился. Взгляд его бегал, не в силах остановиться ни на чем, особенно на мне. – Только не первый… Пожалуй, второй, как вы полагаете? Второй, а? – Чистоплюй! – презрительно бросил долговязый. – Стыдно! Коротышка втянул голову в плечи. – Я голосую за третий вариант, – сообщила Эвелина. – Итог голосования следующий: два голоса за первый вариант, один за второй и один за третий. Объявляю отсрочивающее вето. Сами отведете его или кого-нибудь позвать? – Чего там звать, – ворчливо сказал плотный и по-медвежьи выбрался из кресла. – Я сам доведу, не инвалид пока. – Оно и видно, – едко заметила Эвелина. – Мог бы просто скрутить его, а не бить. Сил избыток? – Так надежнее. Порскнул бы он в дверь – лови его… – Поймали бы. Деваться-то некуда. – Угу. Только мне и дел – ловить его. Да и другим тоже. Произнеся эти слова, плотный обогнул стол и направился ко мне. Как только он достаточно приблизился, я попытался лягнуть его ногой и едва не всхлипнул от огорчения, когда понял, что промазал. Ноги пока еще плохо слушались. Вдобавок от резкого движения все передо мной поплыло. Плотный отскочил. – Брыкается, – сообщил он с удивлением. – Дай ему еще раз по голове, – угрюмо посоветовал долговязый. – А ты бы не брыкался? – поддел его коротышка. На второй пинок у меня не хватило сил. Схваченный за шиворот, поставленный вертикально, я перестал понимать, где нахожусь. Меня вдруг затошнило с неудержимой силой. Мир погас. Откуда-то издалека донесся возмущенный возглас Эвелины: «Да ты ж ему сотрясение мозга устроил!» – но к кому относились эти слова, я не понял. Да и не пытался понять. В памяти осталось немногое. Меня куда-то вели, вернее сказать, грубо тащили. Запомнились бесконечные мрачные коридоры с протянутыми вдоль стен толстыми глянцевыми кабелями, редкие светильники с неприятным режущим светом, огромный зал с подвешенным во всю его длину длиннющим балконом, гул металлических листов под ногами, шум каких-то механизмов, запах электросварки, кафельные стены помещения, похожего на медпункт, где мне щупали затылок, заглядывали в зрачки и сделали укол в мягкое место, потом другие стены, бетонные, нештукатуренные, со следами опалубки, и потолок из бетонных же плит. Мышеловка. Свое место заточения я называл тюрьмой, а крепенькая девушка в белом халате, приносящая мне поесть и неизменно сопровождаемая мрачным громилой, – изолятором. Что ж, следственный изолятор – та же тюрьма… Дело не в семантике, верно? Дело в сути. Как ни назови помещение, где меня содержали и откуда не позволяли выйти, карцером оно все же не было – комфортная температура, свежий воздух, поступающий из небольшой отдушины под потолком, унитаз, рукомойник и медицинский топчан, на котором лежи сколько влезет. Я и лежал, тщательно изучая неровности на плитах и стенах. |
