|
(Она готова разрыдаться.)
Антуан. Простите… Жанна. Нет, в вас нет ко мне жалости. Не притворяйтесь. И потом, моя ли вина, что я обладаю столь страшным преимуществом… Антуан. Только что казалось, что вся ваша воля страстно устремлена на то, чтобы все предвидеть и приготовиться к худшему, — а сейчас вы говорите о каком-то фатальном свойстве вашей натуры. Жанна. Воля и фатальность — это одно и то же. Антуан, что станется со мной, когда у меня не будет никого, кроме вас, — если вы меня не понимаете… Очевидно, исток моего бесконечного доверия к вам — в вашей загубленной жизни. Те, кто все потерял, наделены особой способностью понимать, присущей только им. По крайней мере, мне так казалось. Видимо, я ошиблась — раз вы меня обвиняете.
<sup>Те же и Моника.</sup>
Моника. Жанна, я сейчас вернусь с детьми. Жанна. Пойду взгляну, как они там. (Выходит.)
<sup>Моника вопросительно смотрит на брата.</sup>
Антуан (вполголоса). Жанна очень тревожит меня. Моника. Вы все это время проговорили?.. Антуан. Наш разговор был прерван визитом Розины. Моника. И что она рассказывала? Антуан. Я не способен это передать. Вот уж действительно сорока… Моника. Антуан, отчего Жанна рвет письма Ноэля? Какая жена могла бы так поступать? В какие-то минуты я убеждаюсь в правильности моих первых впечатлений о ней, восемь лет назад… и меня мучает вопрос… Антуан. Не продолжай. Ты ведь никогда не была справедлива к Жанне. Моника. Она думает только о себе. Антуан. Она страдает. Моника. Эгоистически. Антуан. Страдать — это уже немало. Посмотри вокруг — как легко многие ко всему относятся и как быстро утешаются. Моника. Часто требуется хоть малая толика внимания к другим, а у нее этого нет совершенно. Внимания по отношению к маме, и даже — к Ноэлю. Ну, взять хотя бы какие-то мелочи, которыми его можно порадовать: ведь об этом всегда думаем только мы с мамой. Он просил вязаные фуфайки для своих людей — сделала она хоть что-нибудь?.. Даже ее отношение к детям оставляет желать лучшего. Она почти не занимается ими: за столом, глядишь, один оставляет еду на тарелке, другой ест неопрятно… Антуан. Моника, милая, это все мелочи. Чтобы понять Жанну, нужно представить себе тех несчастных, у которых все, вся их жизнь словно сконцентрировалась вокруг надвигающихся бед, тяжких недугов. Моника. Тебе кажется, что она больна? Антуан. Есть нравственные недуги… Между телом и душой существует почти полная аналогия. С душой, которой не хватает пищи, может случиться что угодно. Моника. Ты слишком терпелив, слишком добр, как всегда. Антуан. С ней я только что разговаривал иначе, но думаю, что был не прав. Достаточно тебе начать ее обвинять, как я ощущаю прилив невероятной жалости к ней. Моника. Не знаю, у меня ее рассуждения не вызывают сочувствия. Антуан. Те, кто постоянно говорят о своих страданиях, — они, по-моему, и есть самые уязвимые. Моника. Когда я страдаю, я не рассуждаю по этому поводу… Но верно, Жанна всегда была спорщицей. Помнишь, как в первые месяцы своего замужества она доводила до отчаяния нашего бедного папу. Очень хотелось бы знать, какова она с Ноэлем, когда они остаются наедине. Антуан. До чего же ты, однако… Моника. Нежна ли она с ним, по крайней мере? А ее письма… мне кажется, они такие короткие. Антуан. Ну ладно, довольно. Моника. Кстати, по-моему, ты и сам в глубине души не вполне ей доверяешь. Ты хотя бы поделился с ней своими планами? Антуан. При чем здесь это? Моника. Вы оставались одни, был такой удобный случай, и ты ничего не сказал! Антуан. |
