Нутром чувствую… Вот и страшно мне, что когда закончится эта тема, если она кончится для меня благополучно, о чем мы будем с ним говорить?! Мы так привыкли не искать предмета разговора. А ведь без слов дел не бывает.
Ну и выговорилась, выписалась… На целую газету, наверное. И вроде бы легче.
Нет. Не легче.
Целую. Пиши.
Я.
Весна уже явно предъявила свои права, было ясно, что нынешняя зима ушла из города безвозвратно. Снега на улицах словно и не было еще неделю назад, лужи, ручьи неслись по асфальту резво и по-детски. Весенние талые ручьи — это конечно же что-то глубоко детское, веселое, с будущим. В кварталах, где строился хотя бы один дом, эта радостная погода создавала невероятную грязь. Стройки плохо огораживались, заборы вокруг них очень быстро проламывались, — чтоб рабочие подъезды были удобнее с любой стороны и к любому участку работы. Стройка становилась открытой и удобной для ввоза, для входа, даже для воровства, а также для вывоза грязи колесами рабочих машин во все стороны от этого очага зарождения нового. В результате для жителей нормальное передвижение было сопряжено кроме обычных трудностей еще и с непредсказуемыми неприятностями, зависящими от количества машин, потребных стройке, и от пути, который они сегодня вздумают выбрать.
К дому своему Галя буквально продиралась сквозь безграничные пространства грязи, перескакивала с камня на камень, минуя густые лужи, чтобы попасть на узкую полоску более или менее сухой части тротуара.
Но сегодня Галя решила не скакать через лужи, не балансировать на досточках и камушках, разбросанных предусмотрительными жителями, а пошла на риск — Тит на машине подвез ее к самому подъезду, несмотря на, то что и Володя, и Андрей были уже дома, что она выяснила, позвонив предварительно.
Тит ехал медленно, осторожно, чтоб не забрызгать мечущихся между лужами и каменными островками, полосками проходов и грудами грязи, спешащих домой и без того усталых и раздраженных туземцев.
— Галя, может, поедем со мной на пару дней на дачу. Гена уехал в командировку и оставил мне ключи от своей гасиенды. Мне надо срочно статью кончать.
— Ты же знаешь, что для меня это невозможно. И работа, и семья, и, самое главное, следствие ж идет.
— Самое главное у тебя следствие. Ты меня удивляешь.
— Ну не самое главное… Но оно тоже держит меня на привязи. Вдруг что-то понадобится.
— Ну хорошо, хорошо. Снимаем вопрос. Но я на эти дни поеду туда, поработаю как надо.
— А чем тебе плохо дома? Один, никто не мешает. Работай себе.
— Да все в городе мешает. По-настоящему работать не могу.
— Ну смотри. Езжай. Может, я тебе приготовлю с собой еду какую?
— Да не надо мне ничего. Сама бы приехала, тогда б и еду взяла. А так…
— Как знаешь, Тит. Спасибо. Приехали уже.
— Счастливо. До встречи. — Тит потянулся поцеловать Галю на прощанье, но она отклонилась. — О! Прости. Если кто расскажет следователю, что ты еще и целуешься с неизвестными мужчинами…
— Перестань. Дурачок. Здесь же сын.
— Ну, ладно. Приеду позвоню.
— Ты сегодня уедешь?
— Нет. Сейчас домой. Завтра с утра поеду. Сегодня дома я. Ну, пока.
— Пока.
Тит осторожно отъезжал, поглядывая на прохожих. Галя махнула вслед рукой, не очень заметно махнула, но жест прощальный все же состоялся.
У порога своей квартиры она еще долго вытирала ноги о резиновый коврик, хотя из машины ей удалось ступить прямо на сухой тротуар.
Володя сидел в кресле с книгой против открытых дверей комнаты и смотрел, как Галя раздевается.
— Извини, что не принял пальто. |