Сопляк взвизгнул и прыгнул было вперед, размахнувшись цепью. Возможно, он и умел довольно‑таки ловко владеть ею и смог бы выстоять против физически гораздо более сильного человека – если бы только этим человеком оказался кто‑то иной, а не Ричард Блейд.

Рука Блейда перехватила кисть юнца в воздухе, цепь просвистела мимо. Замахнуться вторично парень уже не успел: Блейд четко, как на тренировке, ударил его локтем в солнечное сплетение и вырвал цепь из ослабевших пальцев.

– А теперь ты проведешь меня к хозяину, – прорычал он прямо в лицо парню, едва тот несколько пришел в себя. За громилу Блейд не беспокоился ‑странник знал силу собственного удара.

Юнец торопливо закивал. Из кармана появилась связка ключей, внутренняя дверь была отперта, и Блейд шагнул следом за своим трясущимся провожатым.

На первый взгляд бар, когда они вошли, был самым типичным заведением, кроме одного лишь довольно необычного пустого пространства в самой середине. В остальном же он походил на американизированный бар – даже не на старый добрый английский паб. Вдоль дальней стены тянулась длинная стойка, в зальчике было тихо и пустынно, стулья стояли вверх ножками на столах. Блейд прошел прямиком за стойку – через узкий проход в крошечное помещение без окон, освещенное лампой дневного света, где старина Бак держал что‑то вроде конторы.

По стенам теснились плакаты с обнаженными красотками, в углу возвышалась внушительных размеров стойка с разнообразными горячительными напитками, причем сортом много выше тех, что были выставлены в общем зале. Письменный стол с истерзанной полировкой и многочисленными жжеными пятнами от окурков был девственно чист, если не считать старого‑престарого обшарпанного телефона.

Однако за этим столом восседал сам старина Бак, и этим все было сказано.

Когда‑то в своей реальности и в своем времени Блейд имел с ним контакт. Бак проходил по делу о торговле наркотиками, но никаких улик добыть не удалось. Впрочем, Блейд и по сей день был уверен, что «травкой» Бак не баловался. Он занимался другим – гладиаторскими боями. Сам в прошлом профессиональный боксер, даже уйдя на покой, он не смог расстаться со своим кровавым бизнесом. Разумеется, все это делалось полуподпольно; власти не слишком‑то одобряли происходящее. Тем не менее в третьеразрядной забегаловке Бака встречались весьма рафинированные посетители, пришедшие пощекотать себе нервы созерцанием боя без правил, в котором разрешены были все, даже самые подлые приемы.

Бак молча поднял голову и воззрился на странного посетителя. Был он невелик ростом – всего пять футов, – зато из‑за широченных плеч мог протиснуться не во всякую дверь. Пудовые кулачищи своротили на ринге не одну челюсть; безрукавка открывала для обозрения чудовищные мускулы, отнюдь не заплывшие жирком. Старина Бак умел поддерживать форму.

– Чего надо? – прохрипел он, уставясь на Блейда. Взгляд, у него был под стать внешности – тяжелый, неприятный, какойто оценивающий, словно он уже прикидывал, каких габаритов гроб придется заказывать для очередного возмутителя спокойствия.

– Ты меня не узнаешь, Бак Шэллоу? – ледяным тоном осведомился Блейд. По его собственному календарю случай с отставным боксером имел место в мае 1967‑го; оставалось только надеяться, что подобные же события имели место и здесь.

– Не узнаю, – прохрипел Бак. – Мотал бы ты отсюда, мистер. У меня, знаешь ли, пока еще закрыто. И как это тебя впустили?

– Не узнаю тебя, старина, – прежним тоном заметил Блейд, небрежно присаживаясь на край стола – стульев в конторе Бака просто не было. На единственном устроился сам хозяин. – Раньше ты выбирал более умелых и расторопных. А этот твой орангутанг – он ведь самое большее годится для зоопарка, сидеть в клетке и визжать на потеху почтеннейшей публике.