— А я так в этом уверен. Вот зачем я тороплюсь получить обещанные деньги; мне хочется скорее убраться отсюда. Что-то говорит мне, что человек этот будет причиной моей гибели.

— Полноте… Теперь вам нечего бояться — вы уезжаете во Францию, он же никогда не посмеет вернуться туда. Но, чтобы не задерживать вас напрасно, позвольте мне сейчас же произвести с вами расчет.

Юлиан вынул из бюро связку бумаг.

— Вот вам чек на семьдесят пять тысяч пиастров на дом Ротшильдов в Париже, Лондоне или Вене, куда хотите.

— Благодарю…

— Кроме того, дон Кристобаль поручил передать вам пять тысяч мексиканских унций.

— О это слишком! Право, я не заслужил…

— Берите, берите, — продолжал, смеясь, Юлиан. — Заслуги ваши для нас неоценимы, а что касается величины суммы, то не бойтесь разорить дона Кристобаля. Он так богат, что, пожалуй, не знает и счета своим сокровищам. Верьте, что он с особым удовольствием посылает вам эти деньги.

— В таком случае, я принимаю… Еще последняя просьба: потрудитесь написать чек на имя Вильяма Фильмора.

— Извольте. Вы берете это имя?

— Да, я становлюсь чистокровным янки. Впрочем, все мои бумаги в порядке; вот уже четыре года как я числюсь североамериканским гражданином.

— Я вижу, что вы предусмотрительный человек… Скажите, могу ли я вам быть полезен?

— Благодарю вас, — с чувством сказал Наваха. -Вы для меня много сделали: вы дали мне богатство и свободу. Через несколько дней я буду на пути в Европу. Ваших планов я не знаю, но полагаю, что вы оставите Мексику и вернетесь во Францию. Если когда-нибудь в Париже вам понадобится верный человек, вспомните Вильяма Фильмора из Нью-Йорка, и знайте, что каждый день, между четырьмя и пятью часами пополудни, он будет ждать вас в Пале-Рояле, у Cafe de la Rotonde. Будущего нельзя предвидеть, а преданный человек всегда может пригодиться.

— Ну что, капитан, — весело спросил его Юлиан, — как вам понравилось флоридское гостеприимство?

— Слов не нахожу, — с восторгом отвечал капитан. — Просто не знаю, во сне ли я вижу, или наяву… Жаль, что скоро придется расстаться со всеми этими чудесами.

— Будто вы уже собираетесь в Гуаймас?

— Пора… Покуда я здесь кучу, там черт знает, что делается.

— Ничего. Пусть матросики повеселятся!

— Веселиться — пусть веселятся, но дезертировать не следует. А мне дали знать, что один негодяй, взятый мною из жалости, выкинул подобную штуку…

— А экипаж ваш велик?

— Достаточно… шестьдесят человек, все на подбор… исключая, впрочем, этого мерзавца Жоана! Но если он только попадется ко мне в руки…

— Послушайте, капитан, я хотел с вами поговорить… Наймите еще человек двадцать. Мы поедем с дамами и всякие предосторожности будут не лишни…

— Извольте… Да вы не беспокойтесь, — прибавил он, смеясь, — у нас есть чем защищаться. «Belle Adele» вооружена не хуже любого военного судна. У меня контрабандой припрятаны две пушки и шесть камнеметных мортир. Покуда мы в гавани, все шито-крыто, но как только мы выйдем в открытое море, сейчас артиллерию вверх на палубу!.. Все, знаете, лучше, на всякий случай…

— Прекрасно, капитан; вы, видно, любите предосторожность. Тем лучше! Значит, я могу на вас рассчитывать и надеяться, что вы не забудете навербовать еще несколько матросов?

— Хорошо, хорошо! Будьте покойны!

Было около десяти часов, когда караван достиг сборного пункта.