– Синоптики не ошибаются, – хохотнул Саша Турченко, – ошибается погода.

Невзгода бледно улыбнулась, но ничего не сказала.

– Неправда, – вспомнила я. – Синоптики с Бестяхской обещали дождь.

– Значит, ваши угадали, – оскалился Усольцев.

Боголюбов пристроил на коленях планшет. Развернутая им карта имела потасканный вид (видимо, в ответственные дни на нее ставили всё, в том числе закуску), однако, вытянув шею, я смогла прочесть вверх ногами знакомые названия.

– Полпути позади, – покосился на старшего Блохов.

– И немного осталось, – добавил Турченко.

Боголюбов молчал. Он мрачно рассматривал карту и что-то высчитывал; щетинистые губы отрывисто дрожали.

– Мне не ясен смысл спасательной операции, коллеги, – обронил Сташевич. – Кого и где мы собираемся спасать? От Хананги до Медвежьего кряжа – безнадежная глушь. Овраги поросли лесами, сплошные ельники; если самолет упал на дно, мы его не увидим. Работать нужно в комплексе: наземные поиски плюс координация с воздуха. А какой смысл кружить над массивом? Долго не протянем – нам на этом бензине еще возвращаться.

– Горючка у вас за спиной, – буркнул Блохов. – Двенадцать ведер в канистрах – недостаточно?

Не знаю, как насчет ведер, но в салоне были установлены еще и два дополнительных топливных бака – грубейшее нарушение техники безопасности. При аварии хорошо горят, а до аварии приводят к нарушению центровки воздушного судна.

– А в дождь искать особенно приятно, – подала голос работница департамента «разведки».

Липкин приоткрыл глаз и с интересом уставился на нарушившую обет молчания даму. У нее оказался выразительный, запоминающийся голос с ироничными интонациями.

– А дождь не навсегда, мадам, – продолжал полемику Усольцев. – Мы пролетим эту тучу со свистом. Вот увидите: в районе Медвежьего кряжа нас ожидает изумительный романтический закат. Скажите, мадам, – Усольцев хихикнул и подмигнул, – вас в департаменте учат разглядывать только пожары? Или с любой внештатной ситуацией вы справляетесь на «отлично»? Как насчет падающих самолетов?

Этот кадр оказался нервным. Люба его не испугалась.

– Нас учат наблюдать, коллега, – с недоброй улыбкой сказала она. – Пожары и падающие самолеты – не самые приоритетные направления в нашей работе. Не вынуждайте меня доказывать свою наблюдательность. Зачем вам конфузиться?

– Нет, вы меня заинтриговали, – скалился Усольцев, – было бы интересно послушать.

– Хорошо, – приняла вызов Невзгода. – Вы не прочь сходить в туалет. Угадала?

Публика захихикала.

– Попала, душечка, – не смутился Усольцев (но улыбка слегка потускнела). – Охотно сбегал бы по-маленькому, но, боюсь, случай представится не скоро. Часа через два, верно?

Невзгода дождалась, пока он закончит, и переключилась на других.

– Девушка напротив меня – полагаю, выдает себя за медика? – сильно озабочена. Она никогда не летала на вертолетах, ее тошнит, дождь за окном бесит, собственное невежество в медицине угнетает, но больше всего ей интересно, что скажет муж, когда придет домой и не обнаружит за гладильной доской жену.

– Меня это не беспокоит, – пробормотала я.

– А кто сказал «беспокоит»? – удивилась наблюдательница, – Я сказала «интересно». Есть разница?

Она попала в самую точку. Именно поэтому, невзирая на растущую тревогу, я не хотела в данный момент оказаться дома. Пусть волнуется.