Я занервничала, сглотнула и отвернулась от него.
— Меня не приглашали.
— А тебе нужно приглашение? Ты его дочь.
— Об этом не помнили ни он, ни я.
— Это неправда, Лера. — Он вновь сбился на свойскую манеру общения, но даже не заметил этого. — Я работал с Борисом не один год. Как думаешь, от кого я узнал про тебя?
Я прищурилась, глядя на него, отчего-то не спеша верить его вкрадчивому тону.
— И что же он про меня рассказывал?
Антон молчал на секунду дольше, чем было необходимо, затем отступил и выдохнул, признавая поражение.
— Что ж, ты права. Чем Боря не славился, так это своими отцовскими качествами. Но он твой отец, и его завтра хоронят. Ты же сама пожалеешь, если не пойдёшь.
Знаю, что пожалею, но всё это казалось до невозможности странным и требовало обдумывания. Серьёзного и неспешного.
— Я подумаю, — сказала я наконец.
— Подумай, — согласился он, но ничего другого ему и не оставалось. Полез во внутренний карман пиджака, достал визитку и протянул её мне. — Позвони, когда решишь.
Я не ответила, покрутила в руках кусочек картона, на котором скромным чёрным шрифтом значилось: «Антон Александрович Бароев, генеральный директор». Генеральный директор чего — оставалось для меня загадкой, да и не слишком любопытно было, если честно.
Прозвучал звонок, резко и громко, и я заметила, как Антон дёрнулся, то ли от ужаса, то ли от неожиданности. А я лишь отступила ближе к стене, зная, что через считанные секунды коридор наполнится шумными и резвыми детьми, засидевшимися за партами. Так и случилось, гам и суета возникли мгновенно, можно было оглохнуть от выкриков и топота. Антон Бароев с подозрением огляделся по сторонам, тоже отошёл к стене и видимо затосковал в этой атмосфере. На него смотрели, можно сказать, что беспардонно таращились — что взять с детей? — но он этого, кажется, не замечал. Мне пришло в голову, что он с детства привык к чужим взглядам и любопытству.
— Хорошо, Антон… — Я посмотрела на визитку и прочитала: — Александрович. Я позвоню, если… надумаю. А сейчас, извините, у меня урок.
Он с пониманием кивнул, а напоследок сказал:
— Позвони мне. Даже если решишь не идти.
— Зачем?
Он вдруг улыбнулся.
— Хорошо, я позвоню сам.
И после этих слов покой из моей жизни ушёл.
2
Работать в этот день было трудно, никак не получалось сосредоточиться. Окончания последнего урока я ждала, как избавления. Хотя, отчего он мог меня избавить? Звонок прозвенел, дети разошлись, а я осталась в опустевшем классе одна. Единственная радость, что в тишине. Думала о недавнем знакомом, о том, что он говорил, и переживала по этому поводу куда больше, чем, по собственному разумению, должна была. Мама бы тоже меня за такие мысли отругала, но что я должна сделать, просто выбросить из головы мысли о том, что мой отец умер, а я даже толком его и не помню? Он появлялся у нас в последний раз, когда мне было лет семь. Принёс в подарок плюшевого котёнка, который двадцатилетнюю разлуку с родителем, конечно же, не пережил и потерялся, когда — я и не припомню. Ещё мы с папой, кажется, ходили гулять в парк и ели мороженое, после чего у меня заболело горло. Это уже со слов моей мамы. Не удивлюсь, если она после устроила отцу разнос за загубленное здоровье ребёнка, и тот решил сделать паузу в проявлении отцовской привязанности, а потом, скорее всего, про привязанность забыл, так как всегда был человеком весьма занятым. Вот и получается, что никаких чётких воспоминаний из детства у меня об отце нет. А то, что знаю его в лицо, так это спасибо местному телевидению, не дали прожить жизнь в неизвестности. |