— А что сказать? Хорошего мало, институт я не смог закончить. Когда мать умерла, с горя запил, ведь я ее очень любил. Потом женился, пошли дети. Словно цыплята из инкубатора, один за одним повылуплялись. В общем, не до института было. Решили с женой строиться, а деньжат как кот наплакал. Тогда подался за длинным рублем в тайгу. Завербовался, в общем, и в леспромхозе пять лет.

— Так много? И не смог мне ни разу написать?

— Я тебе написал один раз, а ответа не получил, — соврал Осинин. — Зато я хорошие бабульки урвал. День и ночь почти пахал. Сейчас дом двухэтажный отгрохал.

— В гости хоть пригласишь?

— В любое время, Боб. У нас там на Кавказе чудные места. Горы! Море! Одно загляденье.

— Да, тебе можно позавидовать, а здесь живешь — пылью дышишь да угаром, а жрать приходится овощи с нитратами. Сдохнешь и не узнаешь от чего.

— У нас такая же история.

— Ничего, переживем, — философски заметил он. — О! Уже четвертый час ночи. Ну мы и разбазарились, пора спать, потом договорим. Тебя устроит раскладушка на кухне?

— Вполне! — обрадовался Виктор.

Глава семидесятая

Через несколько дней Виктор рассказал все же частично Бобу правду из своей биографии, представив все в выгодном для себя свете.

Про первую судимость и связь с бандой Котенкина он, конечно же, благоразумно умолчал, а вот про вторую судимость и про свой побег решился все же поведать, как было дело.

— Самооборона, понимаешь, Боб? А мне пришили нападение.

На следующий день Локоть спросил у Осинина:

— Послушай, Витек, а что, если тебе за кордон махнуть, а? Времена новые, милиции не до тебя будет. Свалить за кордон сейчас проще пареной репы, а через несколько лет все позабудется и ты вернешься домой.

— Опасно, ты что, Боб? Меня тут же сцапают.

— Я уже подумал об этом. Надо все сделать по уму. Я тебе дам… свой паспорт!

— Что?! — вылупил глаза от неожиданности Виктор. — Свой паспорт?!! Ты что, таможенников за дураков принимаешь? Да они тебя наизнанку всего вывернут, если хоть немного заподозрят.

— Все будет нор-маль-но, — твердо произнес Локоть. — Завтра пойдешь и сфотографируешься для заграничного паспорта. А все остальное — дело моих рук. Вообще-то, смотри сам, подумай. Если не хочешь — то так сразу и скажи, что не хочешь. Может, боишься?

— Послушай, Боб, а зачем тебе рисковать из-за меня? Я добьюсь пересмотра дела в Верховном суде. Ведь я же невиновен фактически.

— Наивный ты человек, Витек. Да прежде чем они тебя оправдают, если только, конечно, оправдают, что очень маловероятно, они обязаны водворить тебя снова в тюрягу для проведения расследования и скорее всего добавят тебе еще один срок за побег.

«Пожалуй, он все же прав, — подумал Осинин, — как же это я не подумал об этом раньше. Но почему это он вдруг стал таким великодушным и настаивает на моем отъезде? Тут что-то не так. Наверняка у него что-то на уме».

— А почему ты сам не хочешь ехать в Афины?

— Честно говоря, я много потеряю. Я задействован во многих финансовых операциях, а сейчас время какое — «куй железо, пока горячо!» У меня кончается срок визы, и она так и так может накрыться. Поэтому лучше уж ты ее используй. К тому же я кое-что передам с тобой своим родственникам.

— А что именно? — насторожился Осинин.

— Так, презенты по мелочам. «Наверное, хочет какой-нибудь антиквариат передать или контрабанду, шельма».