— Простите, что столь грубо прервал ваше уединение, но я полагал, что нахожусь во Фрайарз-Парке, куда, боюсь, вторгся, не имея на то права.

Человек за столом не сводил внимательных глаз с моего лица.

— Вы никуда не вторглись, — ответил он резким высоким голосом с явственным, пусть и неопределимым, иностранным акцентом. — Мы рады всем гостям — званым и незваным. Но вы определенно заблудились: это Белл-Хаус.

— И далеко ли я от Фрайарз-Парка?

— Не очень. Могу ли поинтересоваться, известно леди Каверли о вашем предполагаемом визите или нет?

— Нет, — удивленно сказал я.

— Тогда, к сожалению, ваше путешествие напрасно. Она больна и никого не принимает.

Его манера говорить, несколько высокомерная и властная, задела меня, и евразиец, очевидно, заметил это, потому что добавил:

— Я врач леди Каверли. Не исключаю, что мог бы помочь вам. В любом случае, опасаюсь, что в данное время вам придется удовлетвориться моим скромным гостеприимством — если, конечно, вы не предпочитаете прогулку под ливнем.

Сокар — древнеегипетский покровитель мертвых и бог плодородия. У автора «богом с соколиной головой» ошибочно назван Анубис.

Пока он говорил, лощину озарила ослепительная вспышка молнии, и его последние слова утонули во все более оглушительных раскатах грома, неистовствовавшего над холмами.

Дождь обрушился внезапным потоком, как в тропиках, и я сделал шаг в комнату. Ее обитатель поднялся мне навстречу во весь свой огромный рост.

— Я доктор Дамар Гриф, — сказал он и вежливо поклонился.

Я тоже представился, и он с царственной любезностью предложил мне стул с высокой спинкой, а сам вернулся за стол.

— Что-то мне подсказывает, вы не из этих мест, — продолжал он.

Сейчас, несмотря на его отточенную учтивость, я видел, что доктор Дамар Гриф из тех людей, которые никогда не будут мне симпатичны. Говорил он как джентльмен, но лицо было маской — маской Сокара; сидя здесь, в странном неопрятном жилище, среди реликвий прошлого и свидетельств неясных изысканий, предназначенных, возможно, для познания будущего, под звук громовых раскатов над Белл-Хаусом — я решил скрыть от него истинную цель моего визита. Я весьма сожалел, что назвал ему свое имя, хотя обман стал бы преступлением против охотно оказанного гостеприимства.

Даже теперь я с трудом могу объяснить смешанные чувства, охватившие меня во время первой встречи с этим необычным человеком.

— Я прибыл сюда отдохнуть и подлечиться, — сказал я, — и мне говорили, что Фрайарз-Парк представляет значительный интерес с исторической точки зрения. Я хотел получить разрешение осмотреть его и, если возможно, сделать несколько фотографий.

Доктор Дамар Гриф с серьезным видом кивнул.

— Это бывший монастырь, мистер Аддисон, — сообщил он. — И, как вы отметили, он очень интересен для историков. Но плачевно слабое здоровье миссис Каверли не позволяет ей принимать посетителей.

Он произнес это гораздо тише, заговорив не таким высоким и резким тоном, как раньше. Что-то в его интонации показалось мне знакомым. Одного взгляда на соколиные черты было достаточно: я не сомневался, что мы с доктором никогда не встречались, но был определенно уверен, что уже слышал его голос, пусть и не мог припомнить, где и при каких обстоятельствах это произошло.

— Кажется, мистер Бернем несколько лет как умер? — спросил я, прощупывая почву.

— Да, вы правы.

Более не прибегая к властному тону, отличавшему его речь ранее, доктор Дамар Гриф холодно, но вежливо пресек мою попытку поговорить о семье Каверли; я сделал еще несколько безуспешных поползновений вернуться к этой теме и, заметив его решимость не касаться ее, прекратил расспросы.