— Войдите, — крикнул я.

Он вошел и сообщил:

— К вам некая дама, сэр.

В его манере осуждение любопытно сочеталось с уважением. Что касается меня, то и без слов ясно, что я сразу, как всегда, подумал об Изобель. Однако стоило догадке (порожденной мечтаниями, а не логикой) промелькнуть в голове, как я тут же осознал всю ее нелепость.

— Дама? — переспросил я. — Но я никого здесь не знаю. Вы уверены, что она говорила именно обо мне?

— Уверен, сэр, — ответил трактирщик, в силу обстоятельств откровенно растерявший обычное самообладание: по его поведению я сразу смекнул, что на его памяти в «Эбби-Инн» такого не случалось. — Так и сказала — мистер Аддисон. Она ожидает в кофейной, сэр.

Недоумевая, я направился в комнатку по соседству с питейным залом, получившую от мистера Мартина гордое звание «кофейной». На скамейке у входа в трактир я заметил потрепанного вида человека, которого принял бы за местного торговца, если бы не было ясно, что он тут впервые и с Мартином не знаком. Он читал газету, а рядом на скамейке стояла чашка кофе.

В воздухе висела утренняя дымка, как правило, предвещающая жару. Войдя в «кофейную», я обнаружил там странный полумрак, как бывает летом в сумерки. Красноватые лучи солнца, пробивающиеся сквозь легкий туман, делали этот мягкий свет еще теплее; в комнате было лишь одно окошко, и мгла царила здесь даже в полдень.

С диванчика, обитого бортовкой и стоявшего под окном, навстречу мне поднялась посетительница, а я застыл, держась за дверную ручку. Безусловно, передо мной была совершенно незнакомая дама!

Высокая и очень стройная, одетая с большим изяществом, она выглядела иностранкой, прибывшей, должен сразу отметить, из экзотических земель. На ней была шляпка, по-моему, парижская и дорогая; узорчатая вуаль, спускавшаяся с полей, полностью скрывала лицо, но не прятала — случайно или намеренно — сверкающих миндалевидных глаз гостьи. На какое-то мгновение меня посетила чудовищная мысль, однако самое страшное воспоминание о тех, иных, ведьмовских глазах, сосредоточивших в себе столько тайн, было неразрывно связано с их сияющим зеленым цветом. Глаза этой леди, пусть и необыкновенно большие и блестящие, были совершенно другими — продолговатыми, узкими и чудесного янтарного оттенка.

Она заговорила хорошо поставленным негромким голосом, но я все равно вздрогнул; даже не сомневаюсь, что я пристально и очень грубо уставился на нее. Голос звучал немного хрипловато, она явственно контролировала свою речь, отчего я опять не мог не вспомнить ночь в моем кабинете, закончившуюся исчезновением статуэтки Баст.

По-моему, уже упоминалось, что я из тех, кто не принимает поспешных решений; и вот, убежденный, что воспоминание о светящихся глазах грозит стать наваждением и я примусь выискивать этот горящий взгляд у каждой встречной незнакомки, я заставил себя поверить, что меня обманула случайная схожесть голосов посетивших меня дам.

— Мистер Аддисон, — произнесла гостья, — боюсь, мой визит покажется вам несколько неуместным, но… — она на миг прервалась и продолжила: — сейчас я живу во Фрайарз-Парке, и леди Каверли узнала от доктора Грифа о вашем желании осмотреть особняк.

— Право же, — пробормотал я, — не стоило вам так беспокоиться, я бы…

— Мне это совсем не сложно, — заявила она. — Я все равно шла в эту сторону, и леди Каверли попросила меня завернуть к вам и передать, что хотя она не в состоянии принимать гостей, вы можете прийти и осмотреть старые помещения дома.

— Буду премного обязан, — сказал я и умолк, почувствовав некоторую неловкость. В ту минуту мне и в самом деле хотелось забыть о неприятных подозрениях насчет леди, специально свернувшей со своего пути, чтобы передать мне приглашение, но я все еще не мог связать эту элегантную женщину из поместья с тем, как старый сплетник в «Тре-шерз» описывал Фрайарз-Парк.