От опасения за ребят стойкий Пи-эр вдруг пошатнулся, и в этот момент на него низверглась тяжесть. Вскоре чудовищная молотьба стихла.

Земленыр, понимая, что каждая лишняя секунда пребывания без воздуха может оказаться трагической для ребят, потому что они не могли дышать под землёй, как мог он, высунулся наружу, нашарил в темноте между упавшими стволами пространство пошире и вытолкнул друзей. Они уже изнемогали и так шумно, затяжно и глубоко задышали, словно все их внутренности представляли собой одни сплошные лёгкие. Всласть, до головокружения, надышавшись, ребята окликнули:

— Ду-ю-ду!

— Пи-эр!

— Я тут! — отозвалась птичка из-под завала. — Все в порядке.

— И я тут! Тоже все в порядке, но требуется, кажется, мелкий ремонт, — бодро, но с некоторой картавостью ответил круг.

Дело в том, что Пи-эр либо чуточку ошибся в ночных расчётах, либо слишком переволновался за друзей и сдвинулся с места, но одним из деревьев ему начисто снесло рукоятку, которая служила ему губами и без которой правильность его речи нарушилась.

Ощупав повреждение, Земленыр заметил:

— Пустяк, Пи-эр, не унывай! Починю — будешь как новенький!

Ощупала перелом и Люба, и он показался ей весьма серьёзным, и она тревожно спросила:

— Слушай, Пи-эр, а ты не помрёшь от этой раны?

— Что ты, девочка! Ни в коем случае! Мы, математические личности, не погибаем от такой ерунды! Даже квадраты выживают, не говоря уж о кругах! Физиономия моя — да, несколько изменила обличье, изуродовалась, так сказать, да и то с вашей, человеческой, точки зрения, с математической же — никакого ущерба, — глубокомысленно ответил круг. — Меня нельзя ни убить, ни повесить. И уж тем более нельзя утопить. И съесть меня невозможно. Так что я неприступен со всех сторон, со мной трудно бороться. И все-таки у меня есть изъян. Скажу по секрету, я могу только сгореть, и то если сухой. Вот тогда я потеряю всякий облик: и человеческий, и математический — одно философское понятие останется. Мокрый, я бессмертен! Поэтому-то мне на всякий случай нужно время от времени намокать!

— Впереди река, Пи-эр, — напомнил Вася, — так что бессмертие тебе обеспечено!

— Приятно слышать, клянусь радиусом!

Глава одиннадцатая

ГИБЕЛЬ РЫСЕНКА

Откуда-то натянуло тумана, и Земленыр позволил запалить осторожный костерок, возле которого путешественники бессонно прогрелись до утра, слушая, по просьбе Пи-эра, рассказ Земленыра о том, как он провёл охранников Водосборного Поля. От восторга круг бормотал что-то нечленораздельное.

Между тем постепенно светало, и поверженный Бор проступал все чётче и чётче. Казалось, тут прошёл разъярённый богатырь со своим всесокрушающим мечом. Но странно, что хаотичности, неразберихи в лесоповале не было, наоборот — деревья улеглись как бы разумно, в строгом, раз и навсегда заведённом порядке.

Утро пришло свежее, чистое и мирное. Как деревья почувствовали его — неизвестно. Корой ли ощутили особое состояние воздуха или торчащими высоко ветками уловили ещё загоризонтные лучи солнца, корнями ли распознали прилив утренних соков, но вдруг какая-то живительная сила ударила им в шарниры — и началось воскрешение ото сна. Первой очнулась гигантская лиственница неподалёку. Она сонно ворохнулась, как бы потягиваясь, и, выгибаясь, словно спиннинг, на блесну которого попался по меньшей мере крокодил, взметнула в небо свою вершину.