Изредка по лиственнице пробегал нервный ток, она вздрагивала, напрягалась, но, едва приподняв вершину, бессильно падала опять. Её огромный шарнир, подёрнутый янтарной смолистой плёнкой, поблёскивал устрашающе-болезненно, как вскрытый коленный сустав.
А Земленыр между тем принялся за ремонт круга. Уложив его плашмя, он наскрёб прутиком смолы с края шарнира, смазал место отлома, посыпал каким-то серебристым порошком из своей патронташной аптечки, приложил рукоятку и так навалился всей тяжестью, что оба крякнули, и дед и круг.
— Готово! Больной, встаньте! — Пи-эр встал. — Больной, скажите «а-а»!
— А-б-в-г-д!.. Е-к-л-м-н! — с отличным произношением выпалил Пи-эр. — О-п-р-с-т!..
— Достаточно! Очень хорошо! Вы здоровы, больной! На сто лет хватит!
Пи-эр улыбнулся во весь диаметр, хохотнул и заносился вокруг Земленыра, бормоча бесконечные благодарности.
— Не за что, дружище, не за что!
— Если бы у нас был кружок исцелителей, мы бы в него первым приняли тебя!
— Спасибо, Пи-эр! Мне хватит и кружка мыслителей! А ты лучше поищи тропу. Нам пора в путь, а то как бы вторая ночь не застигла нас тут. Мне кажется, нам двигаться вон туда.
— Нет, Зем, вот сюда! — Вася показал в противоположную сторону.
— Смешно сказать, но мы можем заблудиться!
— Ни в коем случае! — заверил Пи-эр и давай кататься между деревьями, но деревья так расхлестали еле приметную тропу, что она растворилась на земле. — Увы и ах! Ничего не вижу! — горестно признался Пи-эр.
— Мне бы моё крылышко! — проверещала Ду-ю-ду. — Как бы я сейчас взлетела и все разглядела! Горе-проводница!
Лиственница дрогнула и стала медленно приподниматься.
— Я сейчас взлечу! — сказал Вася, запрыгнул на дерево, быстро пробежал к вершине и устроился там в развилке, крепко обхватив ногами ветки. Не успели друзья осмыслить, что он делает, как дерево с шумом унесло его вверх. С разгона оно так сильно отшатнулось в противоположную сторону, что Вася чуть не сорвался и в страхе крикнул «мама», подумав, что лиственница хочет улечься на другой бок и расплющить его в лепёшку. Но дерево, поколыхавшись, успокоилось, успокоился и мальчик и стал озираться, вскарабкавшись ещё повыше. Шарнирный Бор во все стороны тянулся одинаково далеко и везде за ним виднелась степь, лишь в одном месте блестела вода, прямо под солнцем.
— Река! — крикнул Вася.
— Река? — радостно переспросил Земленыр. — Ты видишь реку?
— Да.
— Прекрасно, Вася! Значит, мы — на верном пути. А мост видишь?
— Нет, моста не вижу.
— Найдём! В дорогу!
Рядом на ветку шумно и неуклюже, сорвавшись при первой попытке, опустился старый коршун и неожиданно спросил:
— Слушай, мальчик, а рысёнок — ваш друг?
— Какой рысёнок?
— Ромка.
— Друг. А что?
— Хороший друг?
— Не очень! Вернее — плохой: злой, вредный! Но ничего, мы его перевоспитаем! Вот вернёмся домой и возьмёмся за него!
— Вы не вернётесь домой! — сказал вдруг коршун.
— Почему? — Руки Васи дрогнули.
— А если и вернётесь, то без Ромки, — уточнил коршун.
— Да почему?
— Потому что его уже нет!
— Как нет?
— Он мёртвый!
— Мёртвый?! — Руки ослабли ещё сильней, сук, на котором Вася стоял одной ногой, подломился, и мальчик чуть не сорвался, он успел обхватить ствол ногами и медленно пополз вниз. |