|
Каждый из этих бродяг таскал целые кучи исписанных блокнотных листов, кусков картона и табличек из древесной коры, у самых богатых записей было столько, что они зачитывали их часами. Естественно, что они пользовались специфическим уважением и ничего удивительного, что нашлись смельчаки, готовые исполнить волю почтальона. Правда, среди них хватало отребья, именовавшего себя почтальонами без особых на то оснований. Так что при всем уважении люди зачастую относились к ним с подозрением. Впрочем, вряд ли из за мошенника кто то станет так рисковать. Утешившись таким выводом, Добрыня заявил: — Хорошо! Сейчас доставим его в теплую избу, у нас отличный лекарь. — Поздно, — фальшиво вздохнул Гарик. — Отходит он: доктор здесь не поможет. — Ты вроде тоже ранен? — спросил вождь, указывая на ногу Вадима. — Да, — кивнул тот. — Меня ранило в бою с бандитами. Тогда же досталось и почтальону. — Ну и дела! — охнул Добрыня, — Совсем разум потеряли, уже почтальонов убивают! Толпа загудела сильнее, некоторые начали было разуваться, дабы проследовать к лодке. Это в планы мошенников не входило — Гарик немедленно разразился потоком слов: — Люди! Почтальон умирает, но его записи сохранились. Много записей. Покуда он жив, надо поскорее их зачитать перед всеми жителями. Если кто нибудь найдет родных, это скрасит его последние минуты. И еще, он очень просил встречи с Анной Карцевой. Есть у вас здесь такая? — Есть! — разом закричали десятки человек. Гарик достал из за пазухи сверток с записями, протянул Добрыне: — Вот, возьмите. Пусть кто нибудь зачитает. Приняв записи, вождь заметил: — Аня как раз обычно и читала: голос у нее звонкий, — повернувшись, он выкрикнул: — Эй, Егор, сгоняй к вышке, Аньку подмени! Серега, на вот, прочитаешь со стены… у тебя голос мертвого поднимет. Только пускай все соберутся. Гудящая толпа потянулась к поселку, прослушать списки почтальона хотелось всем. Добрыня, оставшийся в одиночестве, завел с гостями разговор: — Сейчас Анька прибежит, разберемся здесь, потом устрою вас на ночь в поселке. По темноте вам никак не вернуться… не пойму, как вы вообще проскочили на эдаком корыте? Гарик поморщился: — Да… страшно вспоминать. Сто раз на волосок от смерти были. — А лодка то знакомая, — заметил Добрыня, — Я ее по осени Кругову отдал, она у него в заливе стояла, с остальными. Как там посудины: не пострадали? — Не, нормально там все. Их на берег повытаскивали. — Понятно. И как в поселке дела? — Все нормально, все живы здоровы. — Где ж нормально, если с голодухи пухнете? И что то я вас, ребятки, не припомню… — А мы новенькие, — встрял Вадик. — Недавно там. — Это откуда же вы пришли? — С севера. Месяц назад как пришли. — Месяц? — изумился Добрыня. — Я три недели назад у вас был, с Круговым разговаривал, и со знакомыми мужиками: никто ничего не сказал про людей с севера. — А что про нас говорить? — ухмыльнулся Гарик. — Мы вдвоем и пришли: толпой это не назвать. Вот и не посчитали это большой новостью. Вождь нахмурился, покачал головой: — Странно все это… очень странно. Слухи ходят, что на севере бандит крупный объявился, по прозвищу Монах. Лютует крепко, всех там под себя подминает. Мы ждем со дня на день наплыва беженцев с тех краев, так что любой, кто пришел с той стороны, вызывает немалый интерес. Вы тоже от Монаха спасались? — Нет, — ответил Гарик и принялся рассевать возникающие подозрения вождя: — Мы недалеко тут селились, от нас до краев, где Монах бродит, слишком далеко. Так, слухи иногда о нем доходят, но не больше. |
