– Спасаемся бегством. Как преступники, – говорит ее дочь, стараясь оживиться.

– Это еще лучше, чем аферисты! Бродяга Коул и Малышка Мила!

– А разве не Малыш Билли? Кстати, а тетя Билли не будет на меня злиться, если я возьму ее прозвище?

– Оно будет твоим до тех пор, пока она нас не нагонит. Считай это совместной опекой.

– С именами так нельзя.

– Послушай, когда я проверяла в последний раз, к концу света обычные правила неприменимы. – Легкомысленность в качестве защитного механизма: обсуждать пустяки.

– Мам, а где тетя Билли? Я не помню, что произошло.

Проклятие!

– Когда мы бежали, она схватилась с одной охранницей. – Слишком гладко. Она не может смотреть на него. Простите, на нее. – Вот почему у меня испорчена рубашка. Но не беспокойся! С ней все в порядке. Она нас непременно нагонит, хорошо?

– Хорошо, – нахмурившись, говорит Майлс. Хотя на самом деле ничего хорошего нет. Но им нужно жить с тем, что у них есть.

Они отъезжают от заправки. Небо над долиной Напа пастельно-голубое, с сухими мазками облаков над одичавшими виноградниками. Высокая бледная трава на полях дрожит и трепещет на ветру. Все это делает факт убийства далеким и маловероятным. Красота допускает благовидное отрицание. Коул размышляет, что, возможно, в этом и заключается вся функция красоты в нашем мире: она помогает человеку не видеть то, что ему неприятно.

2. Майлс: Точка исчезновения

– Песок похож на золотую пыль, ты не находишь? – говорит мама, то включая, то отключая свою телепатию. – Можно было бы сгрести его в кучу и поплавать в нем, обсыпая друг друга.

– Угу. – Майлс уже устал быть в бегах, хотя не прошло еще и одного дня. У него сводит живот, хотя, может быть, это от голода. Ему нужно пересилить лютую ненависть к изюму и съесть батончик из запасов, приготовленных Билли. При мысли о тетке в его сознании словно стирается защитный слой.

У него в голове туман, который он не может прогнать. Майлс старается вспомнить то, что произошло этой ночью, как они сюда попали. Ему приходится брести по своим воспоминаниям подобно герою фильма «Бесконечная история» Артейю и его верному коню Артаксу, с каждым шагом все глубже увязающим в болото. Ссора с Билли. Майлс никогда не видел маму такой разъяренной. Они ссорились из-за него, из-за того, что сказала Билли, выразив свою главную мысль, и он снова краснеет от стыда и отвращения. Такая мерзость! А потом ничего. Он заснул на кушетке, в наушниках, и вот уже мама вся в слезах гонит машину как сумасшедшая, рубашка у нее в крови, на щеке темная царапина, а теперь они здесь. Наверное, все в порядке. Мама сказала, что все в порядке. И она сказала, что подробно расскажет обо всем, когда будет готова. Когда они будут в безопасности. Нужно упорно идти через болото, думает Майлс. Чтобы не затянула трясина.

Он смотрит в окно на поле самодельных крестов, их многие и многие сотни, раскрашенных в разные цвета. Опять мемориалы мертвых, подобно Дереву памяти на объединенной военной базе Льюис-Маккорд, куда все вешали фотографии своих умерших отцов, сыновей, братьев, дядей, родственников и друзей, умерших от ЧВК. Майлс ненавидел это дерево, как и его вроде бы друг Джонас, единственный мальчишка его возраста на всей военной базе.

Бледный прямоугольник на фоне неба, по мере того как они приближаются к нему, превращается в выцветший рекламный щит. На нем седой мужчина и дама со светлыми волосами в теннисках, устремили взгляд в пустыню с благоговейной радостью, словно Моисей и его супруга, смотрящие на Землю обетованную, но только кто-то исписал мужчине лицо похабными словами, закрасил ему глаза и изрисовал черточками ему рот так, что получился череп или стежки.