Она могла бы принести много пользы аборигенам: научить их читать и писать, рассказать о всемирной истории, о правилах поведения цивилизованных людей, о религии… Конечно, это совсем не то, о чем она мечтала… О любви, о взаимной страсти ей придется забыть надолго, но, можетбыть, со временем уважение к Манипу перерастет в любовь.
Маориец легким поцелуем прикоснулся к щеке Энни. Он дрожал от возбуждения, ему хотелось впиться в ее губы долгим поцелуем, поднять юбку, увидеть, наконец, то, о чем долго мечтал, раздвинуть руками ее белоснежные бедра, войти в нее, обладая любимой целиком и полностью. Но Манипу огромным усилием воли сдержал себя. Он так боялся, что второго такого шанса у него может не быть.
Сейчас Энни оскорблена, не верит Джеку, но уверена в любви вождя, и он не должен сделать ни одного неверного шага. Туземец чувствовал, как девушка трепещет у него под руками, поэтому он осторожно погладил ее по спине, успокаивая:
— Я никогда не сделаю ничего против твоей воли, — прошептал Манипу, отводя прядь волос от мокрой щеки Энни и целуя ее в висок.
Сердце девушки стучало как сумасшедшее. Ее ревнивое воображение рисовало ей картины близости Джека с коварной Олавой; она, казалось, слышала, как туземка смеется над ней, над ее преданной любовью, над ее слепотой и покорностью Джеку. Так нет же, не будет Олава смеяться над ней! Она приблизила свои дрожащие губы к лицу Манипу и, зажмурившись, поцеловала его в щеку. Тотчас девушка ощутила, как властно обнял ее маориец, а его жадный язык проник к ней в рот.
Туземец сжал ее стан, а потом опустил свою руку ниже… Энни чувствовала, как все ее существо противится блиаости с Манипу. Она принадлежит Джеку, потому что любит его, и пусть он ее обманул, пусть она больше никогда не будет с ним вместе, но ни с кем другим жить Энни не сможет. «Я люблю мою любовь, и моя любовь любит меня», — с болью в сердце вспомнила она слова поэта. Как она сможет жить без Джека? Ей показалось, что земля уходит из-под ног. Решительно вырвавшись из объятий маорийца, Энни крикнула в лицо Манипу:
— Нет, никогда я не буду твоей, прости меня!
Манипу затрясло от гнева. Он был терпелив и нежен с этой женщиной, а она отвергает его!
С угрозой в голосе он произнес:
— Энни, не играй со мной, я не тот человек, которого можно поцеловать, а потом оттолкнуть!
Энни умоляюще сложила руки и горячо возразила:
— Я и не думала играть с тобой! Просто я сейчас поняла, что не могу принадлежать никому другому, кроме человека, которого люблю!
Манипу зло сощурил глаза и процедил:
— Этот мужчина выбрал другую, и ты не нужна ему!
Энни пошатнулась от его слов, как от удара, но, овладев собой, с достоинством произнесла:
— Дело не в том, что я выбрала мужчину, недостойного моей любви, а в том, что мне не нужен человек, которого я не люблю!
— Если бы я мог выбросить тебя из сердца, неблагодарная! О, как бы я был счастлив освободиться от тебя, от этой мучительной страсти! Словно незрелый юнец я повсюду ищу тебя глазами, и моя душа не может насытиться видом твоей красоты! Мне кажется, я умру от тоски, если не смогу увидеть тебя больше!
Энни была тронута таким проявлением любви, хотя эгоизма в таком чувстве было гораздо больше, чем самопожертвования, но она не могла ответить ему взаимностью. Девушка замолчала, обдумывая, как бы помягче объяснить Манипу, что любовные отношения между ними невозможны, как вдруг громкий звук, похожий на взрыв, прервал ее размышления.
Она с удивлением увидела, как на невысокой горе, ближней к деревне, на самой верхушке, расцвел ярко-розовый цветок необычайной красоты.
— Что это, Манипу? — прошептала она, указывая на гору.
Вождь изменился в лице, его исказил страх, столь непривычный для этого мужественного воина. |