— Вы ведь меня совсем не знаете, — грустно сказал я.

В этот момент я и сам себя не знал.

— Вы их не убивали, Бирс, — снова сказала она убежденно.

Она казалась очень уверенной. Это выглядело нелепо.

— Я благодарен вам за доверие.

Помолчав, она произнесла:

— Это не то. Моя мама работала в той мастерской. — Она показала рукой куда-то назад. — С другими нелегалами горбатилась на жулика в Чайнатауне.

— И что?…

— Она вас видела. Каждый день, когда сидела за своей дурацкой швейной машиной и молилась, чтобы ей не отхватило половину руки, как это бывало с другими. Вы удивляетесь, почему я делаю то, что делаю?

Я покачал головой.

— Вы не сказали, чем занимаетесь.

— Не притворяйтесь. Она видела, как вы возвращаетесь домой на большом блестящем мотоцикле. Она думала, что вы смельчак, раз работаете в таком районе. И еще…

Она шагнула вперед и посмотрела мне в глаза.

— Она вас видела с ними. С вашей женой. Красивой маленькой женщиной. Моя бабушка, Лао Лао, рассказывала мне об этом много раз. Мама видела и вас, и вашу жену, и вашего мальчика, и она думала… Когда-нибудь и у меня так будет. Я добьюсь этого для себя. У меня будет такая семья. Такой дом. И все это будет моим.

— О! — сказал я.

Причина была где-то здесь.

— Почему ваша бабушка так часто обо мне говорила?

— Она меня воспитала. Она хорошая женщина, даже если и думает, что я недочеловек, потому что моя мама связалась с белым парнем, который сел на поезд, как только увидел, что тестовая полоска окрасилась.

— Ну ладно, Элис. Назовите вашу фамилию.

— Лун. Не просите ваших друзей из полиции наводить обо мне справки. Я у них не числюсь. Ничего интересного обо мне не найдете.

— Хорошо. Кстати, в полиции у меня друзей нет.

Я протянул ей руку для рукопожатия. Она взяла ее и рассмеялась.

— Можно вас попросить за эти деньги сделать еще и небольшую уборку? — спросил я.

— За эти деньги я сделаю, что…

— Нет.

Я не хотел, чтобы она говорила это. Даже в шутку.

— Уберите мел, хорошо? Отовсюду. Чтобы нигде не было полицейской разметки. Это дом, а не площадка для телешоу.

Мириам никогда не жила прошлым. Она считала это грехом. Тогда мне казалось это сумасбродством. Человека делает опыт, иногда, правда, ломает. Только теперь я ее понимаю.

— Никаких голубых линий, — настойчиво сказал я.

Мои веки были тяжелыми, как свинец. Голова болела. Я мечтал о спокойной ночи на большой мягкой софе на нижнем этаже.

— Никакой пыли. Никакой паутины. Сегодня я восстал из мертвых, Элис.

— Что? — спросила она, изумленно раскрыв зеленые глаза.

— Это — личная шутка. Когда-нибудь я ее объясню. Куда вы?

Я видел, как она бросилась в кухню, и подумал, что это могла быть Мириам. Увы! Это была отчаявшаяся молодая женщина, которую Стэплтон принудил делать то, что, возможно, ее не слишком интересовало.

Зачем? Этого я никак не мог понять.

Она остановилась и оглянулась на меня через плечо. Мириам никогда этого не делала. Она всегда поворачивалась к человеку лицом. Эти женщины были разными. Да и нет на планете двух одинаковых людей.

— Вам понадобится подушка, Бирс. Даже на такой софе, как эта.

Лицо ее выразило неуверенность.

— Вы не станете возражать, если я буду спать наверху? — спросила она. — В большой комнате? Если вам это неприятно…

— Нет, не возражаю.